Бородинское поле
Шрифт:
появились темные круги. Взгляд углубленный, задумчиво-
сосредоточенный, словно она смотрит себе в душу, пытаясь в
чем-то разобраться и понять. В холодных глазах застыли
печаль и разочарование. Прежде бойкая, говорливая, острая
на язык, она приумолкла, на вопросы отвечала неохотно,
кратко и односложно либо вовсе уклонялась от ответов.
Разговаривала тихо, вполголоса. Во всем ее поведении не
было намека на раскаяние или
Всем видом своим она словно говорила: "Это вас не касается,
это мое личное, я взрослый человек". Спросила Виктора:
– А ты с нами не едешь?
В вопросе слышалась скрытая просьба и приглашение
Виктору поехать вместе с ними на виллу. Виктор понял
прозрачный намек и охотно согласился. Они уехали на другой
день: так пожелала Флора. В день приезда на виллу Флора
уединилась в своей комнате и слушала музыку - старые
записи, хранившиеся здесь уже несколько лет. Она слушала с
умилением: музыка напоминала ей школьные годы и
волновала, вызывала в памяти сердца нечто трогательное,
неповторимое, навсегда ушедшее.
Виктор задержался в городе и обещал приехать к вечеру.
Флора ждала его. С ним, и только с ним, ей хотелось
поделиться самым сокровенным, рассказать все начистоту,
душу отвести, как бывало прежде. Прежде... Но оно, это
"прежде", теперь казалось таким далеким, невозвратимым,
оставшимся за чертой, преодолеть которую едва ли возможно.
Между тем "прежде", когда они с Виктором вели
доверительные беседы, и сегодняшним днем стояла стена ее
шестимесячных скитаний с группой запоздалых, последних
хиппи. "Полгода греховной любви" - так она и ее приятели
назвали время, о котором сейчас не хотелось вспоминать. Нет,
она ни о чем не жалела, ничего и никого не стыдясь, и все, что
с ней случилось, казалось таким естественным и даже
необходимым. Она до дна испила чашу свободы и
независимости, любви и разочарований, и этот сладко-горький
напиток не утолил ее жажды, а лишь создал в душе пустоту и
апатию, безысходность и полное равнодушие, граничащее с
отвращением к окружающему миру. Она считала, что ее чаша
оказалась не так горька, как у ее подруг Мэри и Бэллы. Мэри
забеременела, а Бэлла пристрастилась к наркотикам. Флору в
этом отношении бог миловал. Что касается наркотиков, то она
обязана Виктору: он познал их "прелесть" на себе и строго-
настрого предупреждал ее, можно сказать, умолял
остерегаться. Уж лучше спиртное. Она послушалась совета
своего
борьбы.
В ожидании вечера, а вернее, Виктора Флора зашла в его
комнату. На стенах висели те же фотографии девиц, а
журнальный стол завален кассетами звукозаписи. И кажется,
тут ничего не изменилось, все оставалось на своих местах, как
и полгода тому назад. Не было лишь нашумевшего в свое
время романа Джозефа Келлера "Что-то случилось". Книга эта
лежала в верхнем ящике письменного стола. Год назад Флора
с увлечением прочла ее, хотя Виктор и не советовал. Теперь
этой книги не было. Почему же вспомнился ей сейчас роман
Келлера? Она помнила его и потом, в дни и месяцы своих
скитаний. Воспоминания о прочитанном щекотали нервы,
вызывали на сравнения с собственным поведением,
возбуждали похотливые желания. Теперь ей захотелось снова,
если не перечитать, то хотя бы полистать книгу Келлера. С
сожалением Флора покинула комнату Виктора и заглянула в
комнату Бена. И какая радость: на диване лежал роман "Что-то
случилось". Она схватила его и быстро ушла к себе. Незадолго
до того, как уйти из дома, она прочитала эту книгу. Раньше ее
читал Виктор, читал сосредоточенно, серьезно. Она как-то
застала его за чтением, хотела о чем-то поговорить, а он
впервые нетерпеливо отмахнулся: видно было, что парень
увлекся романом. Тогда она полюбопытствовала:
– О чем книга?
– Об одной семье, и вообще...
– нехотя отозвался Виктор,
продолжая читать.
– Я хочу прочитать эту книгу.
– После меня. Только она не для тебя. Тебе не
понравится.
– Почему ты думаешь?
– Скучная, потому что серьезная.
– По-твоему, я несерьезная, легкомысленная девчонка.
– Я этого не сказал.
– А я люблю серьезное. Я хочу, чтоб все было серьезное,
– с вызовом сказала она, точно хотела утвердить себя.
Роман Джозефа Келлера она тогда же прочитала скорее
назло Виктору и не была от него в восторге. Ей нравились
отдельные, живо схваченные бытовые сценки. Психоанализ ее
не интересовал, и она пропускала целые страницы и даже
главы. О Келлере она вспомнила потом, скитаясь по странам
Европы со своими приятелями, вспомнила случайно, в минуты
горестных раздумий, предаваясь самоанализу, и находила
нечто знакомое в характере дочери главного героя романа.