Божественная комедия

Алигьери Данте

₁

Объят печалью о местах, мне милых, Я подобрал опавшие листы И обессиленному возвратил их.

₄

Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты, Где третий пояс лег внутри второго И гневный суд вершится с высоты.

₇

Дабы явить, что взору было ново, Скажу, что нам, огромной пеленой, Открылась степь, где нет ростка живого.

₁₀

Злосчастный лес ее обвил [168] каймой, Как

он и сам обвит рекой горючей; Мы стали с краю, я и спутник мой.

₁₃

Вся даль была сплошной песок сыпучий, Как тот, который попирал Катон [169] , Из края в край пройдя равниной жгучей.

₁₆

168

Злосчастный лес ее обвил… — Третий пояс (ст. 5) окаймлен лесом самоубийц, который, в свою очередь, обвит рекой, где казнятся насильники над ближними.

169

Катон Утический (Ч., I, 31), который повел остатки Помпеева войска через Ливийскую пустыню на соединение с нумидийским царем Юбой (Лукан, «Фарсалия», IX, 378–410).

О божья месть, как тяжко устрашен Быть должен тот, кто прочитает ныне, На что мой взгляд был въяве устремлен!

₁₉

Я видел толпы голых душ в пустыне: Все плакали, в терзанье вековом, Но разной обреченные судьбине.

₂₂

Кто был повержен навзничь, вверх лицом, Кто, съежившись, сидел на почве пыльной, А кто сновал без устали кругом. [170]

170

Повержены навзничь, вверх лицом — богохульники. Съежившись, сидят — лихоимцы (А., XVII, 34–78). Снуют без устали — содомиты.

₂₅

Разряд шагавших самый был обильный; Лежавших я всех меньше насчитал, Но вопль их скорбных уст был самый сильный.

₂₈

А над пустыней медленно спадал Дождь пламени, широкими платками, Как снег в безветрии нагорных скал.

₃₁

Как Александр, под знойными лучами Сквозь Индию ведя свои полки, Настигнут был падучими огнями

₃₄

И приказал, чтобы его стрелки Усерднее топтали землю, зная, Что порознь легче гаснут языки, [171] —

₃₇

Так опускалась вьюга огневая; И прах пылал, как под огнивом трут, Мучения казнимых удвояя.

₄₀

И я смотрел, как вечный пляс ведут Худые руки, стряхивая с тела То здесь, то там огнепалящий зуд.

171

Как Александр… — Здесь Данте излагает одну из версий легенды об Александре Македонском.

₄₃

Я начал: «Ты, чья сила одолела Все, кроме бесов, коими закрыт Нам доступ был у грозного предела, [172]

₄₆

Кто это, рослый, хмуро так лежит, [173] Презрев пожар,

палящий отовсюду? Его и дождь, я вижу, не мягчит».

₄₉

А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду, Его гордыне, отвечал, крича: «Каким я жил, таким и в смерти буду!

172

У грозного предела — то есть у ворот Дита (А., VIII, 82-130).

173

Кто это, рослый, хмуро так лежит… — Непримиримый богохульник, которого и огненный дождь «не мягчит», — Капаней, один из семи царей, осаждавших Фивы, о гибели которого Стаций (см прим. Ч., XXI, 10) рассказывает в «Фиваиде» (X, 827-XI, 20). Взойдя на вражескую стену, он бросил дерзкий вызов богам, охранителям Фив, и самому Зевсу (Юпитеру). Громовержец поразил его молнией.

₅₂

Пускай Зевес замучит ковача, [174] Из чьей руки он взял перун железный, Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,

₅₅

Или пускай работой бесполезной Всех в Монджибельской кузне [175] надорвет, Вопя: «Спасай, спасай, Вулкан любезный!»,

₅₈

174

Пускай Зевес замучит ковача — своего сына Гефеста (Вулкана), бога-кузнеца, который с помощью циклопов ковал ему стрелы в недрах Этны.

175

В Монджибельской кузне — Монджибелло — местное название Этны.

Как он над Флегрой [176] возглашал с высот, И пусть меня громит грозой всечасной, — Веселой мести он не обретет!»

₆₁

Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной, Какой я в нем не слышал никогда: «О Капаней, в гордыне неугасной —

₆₄

Твоя наитягчайшая беда: Ты сам себя, в неистовстве великом, Казнишь жесточе всякого суда».

176

Флегра — долина в Фессалии, где гиганты, громоздя гору на гору, пытались приступом взять небо, но были сражены молниями Зевса (Ч., XII, 31–33).

₆₇

И молвил мне, с уже спокойным ликом: «Он был один из тех семи царей, Что осаждали Фивы; в буйстве диком,

₇₀

Гнушался богом — и не стал смирней; Как я ему сказал, он по заслугам Украшен славой дерзостных речей.

₇₃

Теперь идем, как прежде, друг за другом; Но не касайся жгучего песка, А обходи, держась опушки, кругом».

₇₆

В безмолвье мы дошли до ручейка, Спешащего из леса быстрым током, Чья алость мне и до сих пор жутка.

₇₉

Как Буликаме убегает стоком, В котором воду грешницы берут, Так нистекал и он в песке глубоком. [177]

₈₂

Закраины, что по бокам идут, И дно его, и склоны — камнем стали; Я понял, что дорога наша — тут.

177

Буликаме — озеро горячей минеральной воды около Витербо, еще в римские времена славившееся своими целебными свойствами. Из него вытекал ручей, воду которого отводили в свои жилища грешницы, то есть проститутки. Их было много в Витербо, и для них были изданы особые правила пользования этим источником.