Божественная комедия, Алигьери Данте

Божественная комедия

на обложку

Алигьери Данте

Шрифт:

Пестрей основы и пестрей утка Ни турок, ни татарин не сплетает; Хитрей Арахна [219] не ткала платка.

Как лодка на причале отдыхает, Наполовину погрузясь в волну; Как там, где алчный немец обитает,

Садится бобр вести свою войну, [220] — Так лег и гад на камень оголенный, Сжимающий песчаную страну.

219

Арахна —

искусная лидийская ткачиха (Метам., VI, 5-145), состязавшаяся с Афиной Палладой и превращенная ею в паука (Ч., XII, 43–45).

220

Садится бобр вести свою войну — Данте следует поверью, будто бобр, расположась на берегу, опускает в воду хвост и шевелит им, причем выделяет пахучую «бобровую струю», которая приманивает рыб. Тогда он оборачивается и хватает их.

Хвост шевелился в пустоте бездонной, Крутя торчком отравленный развил, Как жало скорпиона заостренный. [221]

«Теперь нам нужно, — вождь проговорил, — Свернуть с дороги, поступь отклоняя Туда, где гнусный зверь на камни всплыл».

Так мы спустились вправо [222] и, вдоль края, Пространство десяти шагов прошли, Песка и жгучих хлопьев избегая.

221

Вот острохвостый зверь… — Герион (ст. 97), страж восьмого круга, где караются обманщики. В античной мифологии это трехтелый и трехглавый великан, царивший на острове Эрифее, на дальнем западе, за Океаном. Геракл его убил и угнал его быков. Превращая Гериона в «образ омерзительный обмана» (ст. 7), Данте, очевидно, следовал позднейшей традиции, которая отражена и у Боккаччо в его «Генеалогии богов» (I, 21), где рассказывается, что «царивший на Балеарских островах Герион кротким лицом, ласковыми речами и всем обхождением улещивал гостей, а потом убивал доверившихся его радушию».

222

Так мы спустились вправо — Это второй случай, когда поэты отклоняются вправо (см. А., IX, 132).

Приблизясь, я увидел невдали Толпу людей, [223] которая сидела Близ пропасти в сжигающей пыли.

И мне мой вождь: «Чтоб этот круг всецело Исследовать во всех его частях, Ступай, взгляни, в чем разность их удела.

Но будь короче там в твоих речах; А я поговорю с поганым дивом, Чтоб нам спуститься на его плечах».

223

Толпу людей — Это лихоимцы (ростовщики). Они сидят над самым обрывом, на границе той области, где караются обманщики.

И я пошел еще раз над обрывом, Каймой седьмого круга, одинок, К толпе, сидевшей в горе молчаливом.

Из глаз у них стремился скорбный ток; Они все время то огонь летучий Руками отстраняли, то песок.

Так чешутся собаки в полдень жгучий, Обороняясь лапой или ртом От блох, слепней и мух, насевших кучей.

Я всматривался в лица их кругом, В которые огонь вонзает жала; Но вид их мне казался незнаком.

У каждого на грудь мошна свисала, Имевшая особый знак и цвет, [224] И

очи им как будто услаждала.

Так, на одном я увидал кисет, Где в желтом поле был рисунок синий, Подобный льву, вздыбившему хребет.

224

Имевшая особый знак и цвет — Пустые мошны, висящие на шее у ростовщиков, украшены их гербами, по которым Данте и опознает их. Это все — родовитые люди.

А на другом из мучимых пустыней Мешочек был, подобно крови, ал И с белою, как молоко, гусыней.

Один, чей белый кошелек являл Свинью, чреватую и голубую, Сказал мне: «Ты зачем сюда попал?

Ступай себе, раз носишь плоть живую, И знай, что Витальяно [225] , мой земляк, Придет и сядет от меня ошую.

225

Витальяно дель Денте — знатный падуанец.

Меж этих флорентийцев я чужак, Я падуанец; мне их голос грубый Все уши протрубил: «Где наш вожак,

С тремя козлами, наш герой сугубый?» [226] Он высунул язык и скорчил рот, Как бык, когда облизывает губы.

И я, боясь, не сердится ли тот, Кто мне велел недолго оставаться, Покинул истомившийся народ.

226

Где наш вожак, с тремя козлами — флорентиец Джованни Буйамонте (умер в 1310 г.), ростовщик. В гербе его были изображены три козла.

Тем временем мой вождь успел взобраться Дурному зверю на спину — и мне Промолвил так: «Теперь пора мужаться!

Вот, как отсюда сходят к глубине. Сядь спереди, я буду сзади, рядом, Чтоб хвост его безвреден был вполне».