Одна ко мне продвинулась вперед,Объятия раскрыв так благодатно,Что я ответил тем же в свой черед.
79
О призрачные тени! ТроекратноСплетал я руки, чтоб ее обнять,И трижды приводил к груди обратно.
82
Смущенья ли была на мне печать,Но тень с улыбкой стала отдаляться,И ей вослед я двинулся опять.
85
Она сказала мне не приближаться;И тут ее узнал я [560]
без трудаИ попросил на миг со мной остаться.
88
«Как в смертном теле, — молвил дух тогда, —Тебя любил я, так люблю вне тленья.Я подожду; а ты идешь куда?»
91
«Каселла мой, я ради возвращеньяСюда же, — я сказал, — предпринял путь. [561]Но где ты был, чтоб так терять мгновенья?»
560
И тут ее узнал я — Данте узнал тень своего друга, композитора и певца Каселлы (ст. 91).
561
Ради возвращенья сюда же — ради того, чтобы после смерти оказаться в Чистилище, а затем в Раю.
94
И он: «Обидой не было отнюдь,Что он, беря, кого ему угодно,Мне долго к прочим не давал примкнуть;
97
Его желанье с высшей правдой сходно.Теперь уже три месяца подрядВсех, кто ни просит, он берет свободно.
100
И вот на взморье устремляя взгляд,Где Тибр горчает, растворясь в соленом,Я был им тоже в этом устье взят,
103
Куда сейчас он реет водным лономИ где всегда в ладью сажает онТого, кто не притянут Ахероном». [562]
106
И я: «О если ты не отлученОт дара нежных песен, что, бывало,Мою тревогу погружали в сон,
109
Не уходи, не спев одну сначалаМоей душе, которая, в земнойИдущая личине, так устала!»
562
Каселла рассказывает поэту, что души тех, «кто не притянут Ахероном» (ср. А., III, 70-129), то есть не осужден на муки Ада, слетаются после смерти к устью Тибра (ср. Ч., XXV, 85–87), откуда ангел отвозит их в челне на остров Чистилища. Хотя он долго не брал с собой Каселлу, тот не усматривает в этом обиды, будучи убежден, что желание ангела-перевозчика «с высшей правдой сходно». Но сейчас весна 1300 г., в Риме, начиная с рождества, справляется церковный «юбилей» (см. прим. А., XVIII, 28–33), щедро отпускаются грехи живым и облегчается участь мертвых. Поэтому вот уже три месяца, как ангел «берет свободно» в свою ладью всех, кто ни попросит.
112
«Любовь, в душе беседуя со мной», [563] —Запел он так отрадно, что отрадаИ до сих пор звенит во мне струной.
115
Мой вождь, и я, и душ блаженных стадоТак радостно ловили каждый звук,Что лучшего, казалось, нам не надо.
118
Мы напряженно слушали, но вдругВеличественный старец [564] крикнул строго:«Как, мешкотные души? Вам досуг
563
«Любовь,
в душе беседуя со мной» — Так начинается одна из канцон Данте, открывающая собою третий трактат «Пира».
564
Величественный старец — Катон.
121
Вот так стоять, когда вас ждет дорога?Спешите в гору, чтоб очистить взорОт шелухи, для лицезренья бога».
124
Как голуби, клюя зерно иль сор,Толпятся, молчаливые, без счета,Прервав свой горделивый разговор,
127
Но, если вдруг их испугает что-то,Тотчас бросают корм и прочь спешат,Затем что поважней у них забота, —
130
Так, видел я, неопытный отряд,Бросая песнь, спешил к пяте обрыва,Как человек, идущий наугад;
133
Была и наша поступь тороплива.
Песнь третья
У подножия горы Чистилища — Умершие под церковным отлучением
1
В то время как внезапная тревогаГнала их россыпью к подножью скал,Где правда нас испытывает строго,
4
Я верного вождя не покидал:Куда б я устремился, одинокий?Кто путь бы мне к вершине указал?
7
Я чувствовал его самоупреки. [565]О совесть тех, кто праведен и благ,Тебе и малый грех — укол жестокий!
10
Когда от спешки он избавил шаг,Которая в движеньях неприглядна,Мой ум, который все не мог никак
565
Его самоупреки — в том, что он остановился послушать пение Каселлы.
13
Расшириться, опять раскрылся жадно,И я глаза возвел перед стеной,От моря к небу взнесшейся громадно.
16
Свет солнца, багровевшего за мной,Ломался впереди меня, покорныйПреграде тела, для него сплошной.
19
Я оглянулся с дрожью непритворной,Боясь, что брошен, — у моих лишь ногПеред собою видя землю черной.
22
И пестун мой: «Ты ль это думать мог? —Сказал, ко мне всей грудью обращенный. —Ведь я с тобой, и ты не одинок.
И если я не затмеваю день,Дивись не больше, чем кругам небесным:Луч, не затмясь, проходит сквозь их сень.
566
По повелению императора Августа тело Вергилия, умершего (19 г. до н. э.) в Брундузии (Бриндизи), было перенесено в Неаполь и там погребено. Когда в Чистилище раннее утро, в Неаполе — вечер.
