Царь нигилистов 6
Шрифт:
— О, Боже! — воскликнул Саша. — Прыгать, как заяц.
— Не так уж много подскоков в современной польке, — утешила Тютчева, — больше глиссе.
Что глиссе — это скользящий шаг, Саша помнил из уроков с мсье Пуаре.
— Спасайте, Анна Фёдоровна! — взмолился Саша. — Я обязательно скакну не в тот момент, не на ту высоту и не так. Упаду, как Павел Петрович, обижусь, нажалуюсь папа, попрошу запретить польку, а он так удивится, что я хочу что-то запретить, а не разрешить, что тут же послушается.
И подал Тютчевой
Она озабоченно посмотрела в сторону помощницы и Маши, нашедшей себе кавалера по возрасту и, кажется, вовсе не намеренной пропускать польку, вздохнула и приглашение приняла.
Полька была плоха тем, что не очень-то и поговоришь между прыжками и скольжениями. Но Тютчевой как-то удавалось.
— Смотрите, сколько хорошеньких девочек, — проговорила Анна Фёдоровна, — пригласите их, Александр Александрович. Только не больше трёх танцев одной.
— Ну, кто со мной пойдёт? — поинтересовался Саша. — Я же танцую, как медведь.
— Любая, — усмехнулась Тютчева. — Уверяю вас, Александр Александрович, девушкам в основном совершенно неважно, как вы танцуете… скольжение… подскок…
— Вы замечательно суфлируете, — улыбнулся Саша, — спасибо!
— А после ваших подвигов Геракла, — продолжила Тютчева, — это поискать надо такую глупышку, которая не потерпит от вас отдавленных ног… глиссе… подскок. Вы придумали телефон, вы написали конституцию, вы голодали ради своего друга Склифосовского, вы Ростовцева на ноги поставили! Кто сейчас помнит, как танцевал Джордж Вашингтон?
— Пётр Великий, говорят, неплохо, — заметил Саша.
— Так тренируйтесь, если хотите достичь совершенства… подскок… глиссе… жете…
— Работаю над собой, — кивнул Саша.
И перепрыгнул с одной ноги на другую. Кажется, именно это означал термин «жете». Вроде, да. Не ошибся.
После польки объявили галоп.
— О, нет! — сказал Саша. — Это выше моих сил.
В галопе надо было прыгать уже не как заяц, а как горный козёл.
— Пропускаю! — заявил Саша.
— Слава Богу! — сказала Тютчева.
— Надеюсь, что мазурка моя? — спросил Саша.
— Но… — возразила Анна Фёдоровна.
— С мазуркой я точно без вас не справлюсь. Она сложная. Фигуры перепутаю.
Тютчева заколебалась.
— И мне же надо реабилитироваться за холод бездны, — добавил он.
— Ну, хорошо, — вздохнула она.
И направилась к Маше.
А Саша опустился на стул недалеко от ёлки.
Тем временем публика подпрыгивала, взявшись за руки, играла в ручеёк и водила спиралями хороводы. И всё это в бешеном темпе. Танец напоминал прошлогодний котильон, который Саша тоже благополучно просидел на стульчике, но был гораздо быстрее. Галоп тоже часто ставили в конец, но на этот раз завершающим танцем стоял полонез, и он был уже обещан.
Рядом подсела супруга дяди Низи Александра Петровна, урождённая принцесса Ольденбургская, старшая сестра Тины.
— Я тоже не
Александра Петровна была похожа на младшую сестру, но её портил крупноватый, нос и не слишком выдающаяся грудь. К нарядам она была вовсе равнодушна. Золотистое бальное платье с глубоким декольте, конечно, присутствовало, но кто его выбирал — хрен знает. Говорили, что мать — принцесса Тереза Ольденбургская.
Вытащить Александру Петровну в свет было задачей нетривиальной, так что дядя Низи справлялся с этим через раз и всё больше проигрывал. Ибо у Александры Петровны было хобби, которое она предпочитала всему остальному.
— Саша, ты не обидишься, если я поговорю о деле? — спросила Александра Петровна.
— Обрадуюсь. Ненавижу светские разговоры.
— Ты знаешь о моей общине сестёр милосердия?
— Конечно, — кивнул Саша.
Упомянутой общине исполнился год с хвостиком. Она получила название Покровской и для неё был выделен участок на Смоленском поле Васильевского острова. Александра Петровна основала там бесплатную больницу для малоимущих и буквально не вылезала оттуда. Ходила, как на службу. Сама делала перевязки и, говорят, даже работала в прачечной.
В свете над ней смеялись. Дядя Низи хмыкал и пожимал плечами.
Саша нашёл его глазами среди толпы танцующих. Николай Николаевич упоённо порхал по залу за руку с симпатичной нимфеткой лет пятнадцати.
Сколь разных людей сводит судьба в одной постели!
Бывает, что и к счастью. Но явно не в этом случае.
Интересно, какой длины очередь выстроится, когда он продавит здесь право на разводы?
— Ты не поделишься со мной пенициллином для моей больницы? — спросила Александра Петровна.
— Делиться там нечем, — сказал Саша, — у нас его кот наплакал. И сейчас всё для Ростовцева. Я Андреева пришлю. Он научит плесень выращивать. Нужен только подвал побольше.
— Найдём, — сказала Александра Петровна.
— Но это не решение проблемы, потому что придётся выбирать одного из сотен пациентов, которым препарат мог бы помочь. И выбирать, боюсь, будет папа.
— А в чём решение?
— Надо выделять чистое вещество. Для этого нужна лаборатория. Для лаборатории нужны деньги. Папа обещал, но не сейчас, ибо казна не в лучшем состоянии. А у Елены Павловны и Константина Николаевича я уже стыжусь просить.
— Я могу продать мои драгоценности, — сказала Александра Петровна.
— Не стоит, — возразил Саша. — В жизни всякое бывает.
Она улыбнулась.
— Ты говоришь так, как будто тебе не четырнадцать, а пятьдесят.
Знала бы она, насколько в точку!
— Они мне совершенно не нужны! — добавила Александра Петровна. — Я не люблю светскую жизнь. Не надевать же их в больницу!
— Только не все! — взмолился Саша.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Да я знаю, что надо мной смеются.