Царь нигилистов 6
Шрифт:
Второй интересной дамой была, собственно, Тютчева Анна Фёдоровна, которая на правах гувернантки пасла сестрёнку Машу.
Остальные присутствующие особы были откровенными нимфетками младше шестнадцати лет. Иногда симпатичными. Но, о чём с ними разговаривать, Саша не представлял совсем.
Анна Фёдоровна была бы неплохим вариантом для флирта, если бы не радикальная разница в возрасте. Не красавица, но зато и не дура. Единственно что славянофилка. Да, славянофилка — это, конечно, диагноз. Зато простит
Поскольку бал был маленький, домашний и вообще для своих, открывал его не полонез, а вальс.
Саша подошёл к Тютчевой поклонился и сказал, как положено по этикету:
— Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами.
— Ох! Александр Александрович! — вздохнула Тютчева. — Я же на службе!
Саша покосился на сестру, которая самозабвенно кружилась около ёлки без всяких кавалеров и кажется дополнительной опеки не требовала. К тому же за ней следила помощница Тютчевой мадемуазель Тизенгаузен.
— Мне кажется без вас справятся, — предположил Саша. — А я впервые решился кого-то пригласить и получу отказ? Я прекрасно понимаю, как ужасно танцую и надеюсь на ваше снисхождение.
Тютчева задумалась.
— И как свежий кавалер претендую на некоторые льготы.
Анна Фёдоровна усмехнулась и подала руку.
— Только я тоже не самая лучшая танцовщица.
— Отлично! — улыбнулся Саша. — Не так будет виден контраст.
Саша смутно надеялся, что чему-то научился за полтора года. И уповал на память тела: бывшего хозяина мучили танцами лет этак с пяти.
И повёл Тютчеву в вальсе.
— Не так уж плохо, — заметила она.
— Чувство ритма у меня есть, — похвастался он, — только трудно в него вписываться. А правда, что вальс был запрещен при Павле Петровиче?
— О, да! Его величество упал, танцуя с княжной Лопухиной. И немедленно отдал приказ, чтобы вальс был исключен из танцев, и никто не смел вальсировать.
— Я бы не стал мстить вальсу, — сказал Саша.
— При вашем прадеде много что было запрещено.
— А что ещё?
— Например, надо было говорить и писать «государство» вместо «отечество» и «мещанин» вместо «гражданин».
— Прелесть какая! — восхитился Саша. — В логике прадеду не откажешь! Разумеется, зачем государству граждане, они только отечеству нужны. А государству удобнее мещане, ещё лучше обыватели. Ещё есть слово «население». Это вместо слова «народ».
— Потом запретили слово «клуб». Существовал клуб, который был известен под названием: «Музыкальный клуб», указом его заставили назвать Музыкально-танцевальным собранием.
— О! С иностранными словами боролись? Хорошилище грядёт по гульбищу…
— Иногда их чересчур…
— И не говорите!
— Откуда вы это знаете?
— Я много читаю, Анна Фёдоровна, — улыбнулся Саша. — А идиотские запреты меня бесят. Так что никак не могу одобрить Павла Петровича, хотя он мой прадед. Есть высшая справедливость в том, что те, кто запрещает все подряд, кончают не лучшим образом.
— Вальс он потом разрешил, залюбовавшись танцем той же Лопухиной.
— Как она решилась нарушить царский указ?
— Не она. За княжной тогда ухаживал камергер князь Васильчиков. Как-то на балу она ему призналась, что очень хочет повальсировать. Тогда князь подошёл к оркестру и объявил от имени государя, что велено играть вальс. И они с княжной полетели по зале к изумлению всех. Государь явился как раз во время вальса, нашёл, что они отлично танцуют, и запрет был забыт. Правда, только при дворе. Для Петербуржцев вальс был по-прежнему запрещён.
— Понятно, — усмехнулся Саша. — Это только в богомерзкой Франции закон один для всех. А мы в богоспасаемом отечестве, точнее государстве. И не граждане.
— Между прочим, картина Федотова «Свежий кавалер» тоже была запрещена.
— Николай Павлович запретил?
— Да.
— Ну, вот. Опять мне приходится краснеть за моих предков. И с чего запретил? Дискредитация армии?
— Там орден гражданский.
— Да, Станислав, кажется. Орден на халате, драные сапоги руках у кухарки, кот, гитара, бутылка из-под шампанского и вчерашний собутыльник под столом. Что-то до боли знакомое. Давайте-ка угадаю… Дискредитация ордена?
— Непочтительное изображение, — уточнила Тютчева.
— Запреты, думаю, сродни алкоголизму. Запретит что-нибудь человек и чувствует своё величие. И так ему так сладко от этого, что он рвётся ещё что-нибудь запретить. Тем более, что дедушка был трезвенник. Видимо, радости в жизни не хватало.
Вдруг Тютчева помрачнела, рука её дрогнула на его плече, и она чуть не споткнулась.
Но Саша удержал её.
— Что с вами, Анна Фёдоровна? Совершенно невозможно быть худшим танцором, чем я!
Глава 7
— Александр Александрович, вы описали картину Федотова.
— Да, я её хорошо помню. И что?
— Вы не можете её помнить. Её сняли с выставки, когда вы были совсем ребёнком. А потом продали в частную коллекцию, и она больше не выставлялась.
— Ну, я же ясновидящий, Анна Фёдоровна. Вы ещё не привыкли?
— К этому невозможно привыкнуть. С вами то легко, весело и спокойно, а то вдруг словно бездна разверзается!
— Простите, если напугал.
Тем временем вальс кончился. Объявили польку.