Царь нигилистов 6
Шрифт:
Как же они тут обходятся?
Глава 6
— Ладно, — смирился царь. — Когда?
— Завтра вечером… если можно.
— Хорошо. Сколько человек?
Саша начал загибать пальцы.
— Моя Петергофская лаборатория (пять человек), Пирогов, Склифосовский, Никса, Петя Кропоткин, гувернёры (Гогель и Зиновьев), Строганов, Рихтер… и ты с мама. Четырнадцать человек.
Мама не совсем вписывалась в мероприятие по обмыву ордена, но не пригласить её было бы полным свинством.
В общем-то с политической точки зрения хорошо бы ещё пригласить Елену Павловну и дядю Костю. Но приглашение дяди Кости неминуемо влекло за собой приглашение тёти Санни, что было несколько лишне.
— Может быть, семнадцать, — задумчиво проговорил Саша, — Елена Павловна, дядя Костя и тётя Санни. Если конечно, в моём кабинете уместятся 17 человек…
— Я пришлю тебе вино из погребов, — сказал папа.
И перевёл взгляд на Гогеля.
— Смотри, чтоб не перепились, Григорий Фёдорович. Сашке, чтоб не больше полбокала.
Мероприятие состоялось 26 декабря в восемь вечера. В праздничный день 25-го решили не устраивать, ибо был большой выход, и все устали.
А у дяди Кости была ёлка.
Были святки, то есть никто не учился, зато не мог отговориться занятостью. Правда работали магазины, ярмарки, Совет министров и Крестьянский комитет.
Перед тем был семейный обед у папа, откуда часть публики перекочевала к Саше.
— А ты прав был, — заметил царь. — Тверское дворянство отказалось избирать нового предводителя.
— И что будете делать?
— Назначим от правительства.
— Это называется «сеять ветер».
— Многие считают, что я только и делаю, что сею бурю, — заметил царь.
— Неправы, — сказал Саша. — В основном, ты пытаешься её остановить. Но тут можно перестараться. Путь лучше крутит мельничные жернова, а не крыши сносит. Но для этого не надо создавать лишние перепады давления и температуры, чтобы не росла сила ветра.
— Политика не физика, — усмехнулся папа.
В итоге на пирушке собралось восемнадцать человек: Сашины врачи в полном составе, считая Пирогова и Склифосовского, гувернёры в полном составе, ибо и Казнакова нельзя было обидеть, Константин Николаевич с Александрой Иосифовной, Елена Павловна и царская чета.
Стол был накрыт. Однако водка отсутствовала. При дворе Александра Николаевича её вообще не жаловали. Так, напиток на любителя. Зато французского вина было хоть залейся. И две бутылки яблочного кваса очевидно для виновника торжества.
Парк подарков ожидало новое пополнение: новый крутой микроскоп от Елены Павловны, барометр от дяди Кости, книга Пирогова «Полный курс прикладной анатомии человеческого тела» с подписью, плюс всякая ерунда, плюс врачи скинулись на статуэтку Асклепия с посохом, змеёй и чашей.
Самый интересный подарок притащил Никса. Он собственноручно
У посудины были две ручки в форме орлиных голов.
— Это тебе! — провозгласил брат. — На будущее.
— Братина? — с некоторым удивлением спросил Саша.
— Конечно.
— Честно говоря, думал, что это древнерусский предмет обихода. Ну, там при дворе Владимира Святого…
— В каждом полку есть, — заметил Рихтер.
Братина была очень кстати.
Саша начал снимать звезду. И поймал на себе удивлённые взгляды присутствующих военных, то есть папа, дяди Кости, гувернёров, Рихтера и даже Никсы.
Неужели они не знают обычая?
Врачи тоже смотрели с некоторым недоумением. В том числе военный хирург Пирогов.
Саша положил звезду в братину. И она прекрасно уместилась в широченной древнерусской ёмкости.
И Саша начал снимать крест.
— Что ты делаешь? — спросил папа.
Саша таинственно улыбнулся, снял крест с орденской ленты и погрузил в братину.
Гораздо лучше гранёного стакана. Во-первых, вместительная. Во-вторых, граненый стакан прочно ассоциировался с ненавистным СССР.
Сделал знак Митьке.
— Шампанское!
И указал глазами на ближайшую бутылку «Моэт и Шандон».
Митька взял бутылку, хлопнула пробка, поднялся над горлышком язычок тумана.
— Дай мне! — сказал Саша и протянул руку.
Взял и опрокинул в братину.
Вовремя понял, что выдуть целую бутылку «шампуня» папа не позволит ни за что, а пускать братину по кругу, во-первых, против традиций, а во-вторых, у Никсы вообще-то туберкулёз, хоть и кожный, хоть и в ремиссии.
И Саша остановился на полбутылки.
Шампанское обрело толстое облако пены и чудно пахло.
Саша поднес братину к губам и начал пить.
— Где ты это видел? — поинтересовался папа. — Не много ли?
Но не остановил.
Саша покончил с шампанским, аристократично взял награды большим и указательным пальцами, решив, что вылавливать их зубами слишком брутально для присутствующей публики.
И поцеловал звезду и крест.
— Во сне, — наконец сказал он. — Есть такой обычай.
И вернул звезду на грудь, а крест на орденскую ленту и на шею.
— Шут гороховый! — сказал папа.
— А, по-моему, неплохо, — возразил Никса.
— Тебе бы только перечить, — вздохнул царь.
— Это я для храбрости, — объяснил Саша. — Папа, дело в том, что мы сейчас на одного Якова Ивановича извели плесень из пяти лабораторий: Петергоф, Киев, Москва, Первый кадетский и Константиновский дворец.
— Московская пропала, — заметил Склифосовский.
— Совершенно верно, — кивнул Саша. — Московскую сгубили, потому что не знали, что фильтрат портится за несколько часов. Теперь знаем. Но я не могу утверждать, что мы знаем про неё всё. Может быть, это не последняя пропавшая партия.