Царь нигилистов 6
Шрифт:
Провожал его учитель, который и рекомендовал ему эту частную лабораторию: Алексей Иванович Ходнев.
Александр Николаевич Энгельгардт оказался молодым подтянутым офицером в мундире поручика-артиллериста, а его друг Николай Николаевич Соколов — тридцатилетним профессором в сюртуке и хорвате. Первый носил усы, имел прямой нос и зачёсанные назад тёмные волосы. Второй обладал мягкими чертами лица, умными внимательными глазами и носил аккуратно подстриженную бороду. На первый взгляд, Соколов показался Саше интеллигентнее.
Первым делом хозяева
Она занимала одну комнату, хотя и большую. В центре располагался большой деревянный стол, уставленный колбами, ретортами и ёмкостями с таинственными порошками. Его окружали лавки и табуретки, тоже сплошь уставленные всякой химической всячиной. Картину дополняли деревянные шкафы вдоль стен, заполненные баночками с реактивами, и ряд масляных ламп, висящих над столом.
Имелась даже вытяжка, точнее металлический конус, подведённый к стеклянному кубу и переходящий в трубу, уходящую в стену у потолка, где по этому случаю отсутствовала штукатурка и была видна кирпичная кладка.
И раковина с краником. Видимо, подведение в лабораторию водопровода служило для хозяев отдельным поводом для гордости, так что Энгельгардт подвёл Сашу к раковине и открыл краник, демонстрируя водяную струю.
Сквозь высокие окна в святилище науки вливался приглушённый зимний свет, а там бесновалась метель.
— Здорово! — искренне сказал Саша.
Хозяева скромно заулыбались.
— Александр Николаевич, я читал ваши работы, — сказал Саша Энгельгардту.
Он действительно подготовился и при помощи Ходнева проштудировал пару статей.
— А какие? — полюбопытствовал Энгельгардт.
— О действии анилина на изатин, — сказал Саша, — и «О действии броманилина и хлоранилина на изатин». Я небольшой химик, но Алексей Иванович мне помогал и отвечал на мои гимназические вопросы.
Ходнев усмехнулся.
— Не скромничайте, Александр Александрович! Мало таких гимназистов, как вы.
— Вот, Алексей Иванович мне опять льстит, словно я в этом нуждаюсь, — заметил Саша. — И ещё пятёрки ставит за что-то.
— Такое впечатление, что мои статьи вас чем-то расстроили, Ваше Императорское Высочество, — заметил Энгельгардт.
— Это отчасти так. Дело вот в чём. Сначала я собирался поручить вам только выделение пенициллина. На это есть деньги. Даёт на исследования моя тётя Александра Петровна Ольденбургская, у которой больница для бедных, и она очень хочет для них «чудо-плесень». Добавляет мой дядя Константин Николаевич, который своими глазами видел действие пенициллина на примере своего сына. И казна обещалась в лице папа, когда дела наладятся. Ибо Ростовцев Яков Иванович для казны ценен, а для батюшки моего — тем более.
— А теперь? — поинтересовался Энгельгардт.
— А теперь я прочитал ваши статьи. Александр Николаевич! Анилиновые красители — это в высшей степени перспективно, и я не хочу вас отвлекать от этой темы. Они у вас есть, кстати?
— Да, конечно, — кивнул химик, — пойдёмте!
Он открыл шкаф и достал баночку с порошком
— Это мовеин, Ваше Императорское Высочество! Получен английским химиком Уильямом Перкиным четыре года назад из сульфата анилина. Первооткрывателю было 18 лет. А за год он уже наладил производство. Первый искусственный пурпур!
— Угу! — усмехнулся Саша. — Больше не царский цвет.
— Есть ещё! Смотрите: это фуксин!
Он нагнулся, открыл деревянные дверцы нижней части шкафа и вынул оттуда металлическую коробочку. В ней были зеленоватые кристаллики.
— Света боится? — предположил Саша.
— Да.
— Мне казалось, что фуксин должен быть цвета фуксии, — заметил Саша.
— Он и есть, — сказал Александр Николаевич.
Отсыпал несколько кристалликов в колбу и капнул туда воды. И она приобрела оттенок марганцовки.
— Фуксин получил польский химик Якуб Натансон, — прокомментировал хозяин лаборатории, — почти одновременно с мовеином.
Саша кивнул. Очень польский химик… Как бы убедить папа окончательно отменить черту осёдлости?
— Только осторожно, Ваше Императорское Высочество, — предостерёг Энгельгардт. — Это сильный яд.
— Отлично! — сказал Саша.
— Отлично? — переспросил Энгельгардт.
— Яд — значит, может обладать противомикробной активностью, — объяснил Саша. — Будем проверять. Александр Николаевич, у меня две фармацевтических лаборатории: в Петербурге и Москве. Питерскую возглавляет Николай Агапиевич Андреев, а московскую Николай Васильевич Склифосовский. Оба врачи. Николая Васильевича вместе с его лабораторией я собираюсь перетащить в Питер, и объединить обе лаборатории в один институт. Но пока можете отправить в обе лаборатории немного фуксина, я хочу, чтобы они его сразу проверили, немедля.
Энгельгардт кивнул.
Саша написал адреса.
— Для вас у меня два направления работы. Первое: пенициллин, второе: производные анилина. Потяните оба?
— Мне кажется, выделение пенициллина не должно быть таким уж сложным делам, ведь лекарство уже есть, — подключился к разговору интеллигентный Соколов.
Саша покачал головой.
— Не обольщайтесь. Просто выпарить его скорее всего не удастся, он этого не перенесёт. Так что год, по самым оптимистическим оценкам. Скорее, несколько лет. Но можете набирать столько лаборантов, сколько понадобится. Хоть весь химический факультет. Деньги будут.
— Думаю, возьмёмся, — сказал Соколов.
— Ваши работы, Николай Николаевич, я, кстати, тоже читал: «О водороде в органических соединениях». Точнее просматривал под руководством Ходнева, если уж честно. Но я понял про что. Глицериновая кислота — это интересно, но для меня пока лекарства актуальнее. Хотя, может быть, я чего-то не знаю, и для лекарств её тоже можно как-то использовать. Пока у меня ассоциации только на взрывчатку.
— Нитроглицерин получается из глицерина при соединении с азотной кислотой, — заметил Соколов. — Им занимается академик Зинин.