Царство. 1951 – 1954
Шрифт:
Сергей мчал так, что ветер свистел в ушах. Не доезжая перекрестка Успенского и Ильинского шоссе, влюбленный свернул в лес и, петляя между деревьями по извилистой дорожке, уже не так скоро поехал дальше. Еще со времен Сталина, ездить на велосипедах по Успенскому шоссе категорически запрещалось. Вот Сережа и не выпячивался, пробираясь лесными тропками.
Компания у Лады Кругловой собиралась шумная, никак не меньше десяти человек. Четыре ее подруги — Неля, Ира, Леля и Катя — посещали Ладу обязательно. Неля была дочкой посла в Великобритании и училась с Ладой на одном курсе. Она жила на Фрунзенской набережной с бабушкой и постоянно гостила у подруги. Папа Ирины работал комендантом Кремля. Ира поступила в Иняз, только училась на первом курсе и бывала в гостях у подруги реже, родители заставляли ее больше
Бывала в гостях у Лады и Катя Судец, в этом году она оканчивала школу и готовилась поступать в Институт международных отношений. Папа Кати, маршал авиации Судец, был героем войны, особо отличившийся в боях на Халхин-Голе. Сейчас маршал занимал ответственный пост в Министерстве Вооруженных Сил. Молодые люди всегда засматривались на белокурую Катю, которая, имея очень привлекательную внешность, особо выделялась необыкновенно большой грудью. Между собой ребята называли Катю «сиськи», именно из-за грандиозных «сисек» Кате доставалось повышенное мужское внимание. У Лады Кругловой тоже была заметная грудь, но до Кати ей было не дотянуть.
Из молодых людей у Кругловых обязательно бывал толстый Валентин. Тот всегда приносил зарубежные пластинки. Эти пластинки считались настоящим сокровищем, ведь западная музыка в Советском Союзе не приветствовалась, а считалась исключительно вредной. Валентин всегда таскал музновинки, а не какой-то там самопал, традиционно отпечатанный на «ребрах» — рентгеновских снимках, где штамповались новомодные грамзаписи. Отец Валентина работал заместителем начальника Совфрахта, организации, занимающейся фрахтом советских судов для иностранных компаний. Подобные контракты приносили государству валюту, советские корабли месяцами пропадали за границей, откуда капитаны и доставляли отцу Валентина музыку, одежду и Бог весть что еще.
Валентин был на филфаке первый модник, плясун и ловелас. Он на два курса опережал Ладу и чувствовал себя в компании умудренным житейским опытом. Зазнайкой был, разумеется, но в целом, парень неплохой, отзывчивый, не жадный. Его приятель Игорь Золотухин (собственно, он и затащил в компанию балагура Валентина) был сыном заведующего Отделом ЦК по административным органам, тот неизбежно напивался — неминуемая была у него тяга к спиртному. Забежит, бывало, в кругловский кабинет парочка — в уединенном кабинете никто не мешал целоваться, а диван занят, на нем пьяный Игорь храпит. Растолкают спящего: «Освободи место!» Он промычит что-то несуразное и уйдет. Никто на него за ругань не обижался. А еще никогда у него до женского пола не доходило, только водка, да вино, ни с кем он из-за девушек не ссорился, никого не отбивал, всегда покладистый, но с рюмкой в руке.
В гости к Ладе приходил и Денис, рыжий, кучерявый. Он учился в Горном. Дед Дениса долгое время избирался вице-президентом Академии наук, а сейчас вроде, как на почетной пенсии, возглавил Горный институт, куда и определил непутевого внука. Денис никак не хотел заниматься.
«В армию пойдешь!» — ругал дед.
«Не пойду!» — отвечал избалованный внук, наверняка зная, что ни в какую армию его не отдадут. Так и получалось.
Еще в доме Кругловых появлялся Слава Смиртюков, сын замуправделами Совета министров. Приходили туда и братья-близнецы Никольские из прокурорской семьи, и Антон, внук известного химика, и Илья, младший в семье авиационного конструктора Яковлева. Все, кто собирался на вечеринках у Лады, в большей или меньшей степени общались между собой, за исключением Сергея Хрущева, который
Познакомились они с Ладой случайно. В тот год Хрущевы жили еще в Ильичево. Летом Сергей регулярно ходил на реку, купался и занимался греблей: поначалу от пристани до моста доплывает, а потом гонит лодку в противоположную сторону, туда, где перед Петровым-Дальним путь загораживала высокая плотина. У плотины — разворот. Полтора часа такой маршрут отнимал. С рождения Сергей был хилым, болезненным, а после регулярных нагрузок окреп, стал поджарым, жилистым. Ильичевская пристань с лодками находилась на одном берегу Москвы-реки, а на противоположном расположилась другая, совминовская, с пологим песчаным пляжем, массивными переодевалками и мостками для лодок. На песочке перед самой водой расставляли деревянные лежаки, где располагались отдыхающие. На совминовском берегу людей было гораздо больше, чем в горкомовском Ильичево. Совминовская купалка стала местом популярным, здесь собирались семьи проживающих на многочисленных госдачах, расположенных в окрестном лесу, за и перед железной дорогой.
Как раз сюда в жаркие дни заявлялась Лада с компанией. Молодые люди купались, загорали, а иногда брали лодочку. Совминовские лодки были выкрашены в голубой цвет с белой надписью на борту «Жуковка», а горкомовские красили в бледно-зеленый, помечая на носу «Ильичево». Сергей часто засматривался на веселящуюся молодежь, задерживая взгляд на стройной фигурке русоволосой девушки. Это была Лада. Он сразу приметил ее и всякий раз отыскивал глазами. Лада вела себя независимо и без опаски курила! Даже строгий отец не мог на нее повлиять.
Каждый день Сережа ходил на веслах по заданному маршруту. Его лодка не переваливалась с боку на бок, как вальяжные прогулочные лодчонки с отдыхающими, а как торпеда, мчалась вперед. Хотя молодой человек сделался опытным гребцом, в невыносимую жару, когда на предельной скорости суденышко рвалось против течения, а солнце бессовестно обжигало, ему приходилось тяжко. В такое время одетый в спортивный костюм парень исходил потом, плавился, однако не раздевался: во-первых, чтобы не обгореть, а главное — чтобы согнать лишний вес. Сергей, как и отец, был предрасположен к полноте. Защищаясь от солнца, на голову он наматывал полотенце. В таком нелепом виде, задыхаясь в спортивном костюме, который от нечеловеческих усилий делался насквозь мокрым, студент греб из последних сил.
В день знакомства жара стояла несносная. Лодка Сергея скользила вдоль берега, где течение не было сильным. Оставалось пересечь реку, причалить, прибежать домой, принять душ и засесть за учебники — сейчас будущий инженер сосредоточился на курсе «сопротивление материалов», без основ которого у Челомея делать было нечего. Лодка стремительно резала гладь воды. Сергей выгреб на середину, до Ильичевского пирса осталось каких-нибудь пять мощных взмахов. Краем глаза парень заметил, что впереди вертятся две лодки, слышал плеск неумелых гребцов, хохот ребят и озорной смех девчонок. Пару раз он поворачивал голову, чтобы случайно никого не протаранить. Гребец принял вправо, объезжая первое препятствие. Мышцы ныли, ему поскорее хотелось домой. Сделал мощный взмах, лодка пошла живее, он снова вскинул весла, и тут, на излете, правое весло во что-то врезалось, удар был несильный, хлопок, а не удар. Раздались крики, Сергей обернулся и понял, что угодил в лоб самой обворожительной девушки, на которую он целое лето засматривался. Сережа не усмотрел, как соседняя лодка крутнула и подошла вплотную. Управлял суденышком подвыпивший Игорь. Лада сидела на носу и не увидела встречной лодки: она обронила солнечные очки, нагнулась за ними, а когда разогнулась — тут же получила веслом в лоб.
— Лада! — истерично закричала Ира Брусницына. — Ты цела?!
— Врача! Врача! — гундосил Валентин.
Лада сидела, закрыв лицо руками.
— Мудло, куда пер?! — взвыл Золотухин.
Сергей во все глаза смотрел на несчастную. Лада отняла руки, крови не было. Счастливый случай, все цело-невредимо: тоненький носик, глазки, губки, лишь очки — вдребезги! — но испуг у несчастной был ошеломляющий.
— Прости! — вымолвил Сергей.
Лада была бледнее бумажного листа.
— Прости! — повторил виновник. — Если не простишь, я утоплюсь! — загробным голосом проговорил он.