Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов
Шрифт:
Мнения. — Подавляющее большинство людей суть ничтожества и считаются ничтожествами, покуда облачаются в общепринятые убеждения и публичные мнения согласно философии портных: платье делает человека. А о людях-исключениях нужно говорить: платье создаёт тот, кто его носит; мнения тут перестают быть публичными и становятся чем-то иным, нежели маски, уборы и облицовки.
Два рода трезвости. — Чтобы не путать трезвость от умственной усталости с трезвостью из сдержанности, надо обратить внимание на то, что первой свойственно скверное настроение, а второй — радостное.
Поддельная
Козёл добродетели. — Во всём наилучшем, что делает человек, другие, благоволящие ему, но не доросшие до его дела, немедля начинают искать какого-нибудь козла, чтобы принести его в жертву, думая, будто это козёл отпущения, — но это козёл добродетели.
Суверенность. — Чтить даже плохое и признавать свою связь с ним, если оно нравится, не имея никакого понятия о том, как можно стыдиться того, что доставляет удовольствие, — вот признак суверенности в большом и в малом.
Воздействие — фантом, а не действительность. — Человек значительный мало-помалу усваивает, что когда он оказывает воздействие, то оказывается фантомом в головах других людей и, возможно, подвергает себя изощрённой душевной пытке — задавать себе вопрос, не стоит ли ему поддерживать существование этого своего фантома ради блага ближних.
Брать и давать. — Когда у человека отнимают (или выхватывают перед его носом) пустяк, он не замечает, что ему дали куда большее, а может, и самое большое.
Быть хорошим землепашцем. — Всякое отклонение и отрицание говорит о нехватке плодотворности: в сущности, если бы мы только были хорошей пашней, у нас всё шло бы в дело без остатка, и в любой вещи, в любом событии или человеке мы видели бы желанные удобрения, дожди или тёплые лучи солнца.
Общение как наслаждение. — Если человек с чувством отрешённости в душе намеренно держится одиночества, то благодаря этому он может сделать редкое удовольствие от общения с людьми изысканным лакомством для себя.
Уметь страдать на людях. — Надо афишировать своё злополучье и время от времени вздыхать так, чтобы было слышно вокруг, лить слёзы так, чтобы было видно: ведь если показывать другим, как ты уверен в себе и счастлив несмотря на боль и лишения, то спровоцируешь их на зависть и злобу! — А нам следует заботиться о том, чтобы не портить своих ближних; да и, кроме того, в названном случае они заставили бы нас жестоко поплатиться, так что если мы выносим свои страдания на публику, то это в любом случае даёт нам и личные выгоды для себя.
Теплота вершин. — На вершинах теплее, чем полагают внизу, и особенно теплее зимой. Мыслящим людям понятно, что означает эта парабола.
Хотеть доброго, уметь прекрасное. —
Опасность для отрешившихся. — Надо остерегаться строить свою жизнь на слишком узкой основе алчности: ведь если отказывать себе в радостях, которые несут с собою должности, знаки почёта, связи, чувственные наслаждения, комфорт, искусства, то наступит день, когда ты увидишь, что вместо мудрости в результате отречения получил в соседи пресыщенность жизнью.
Окончательное мнение о мнениях. — Следует либо скрывать свои мнения, либо скрываться за своими мнениями. Кто поступает иначе, тот не умеет жить или принадлежит к ордену святых сорвиголов.
«Gaudeamus igitur» [70] . — Радость, верно, даёт освежающие и исцеляющие силы и для нравственной природы человека: иначе почему душа наша, нежась в солнечных лучах радости, невольно решается «быть доброй» и «достичь совершенства», и при этом её охватывает, подобно трепету блаженства, предчувствие совершенства?
Когда тебя хвалят. — Пока тебя хвалят, думай только о том, что ты ещё не на своей собственной дороге, а на дороге того, кто хвалит.
70
«Итак, будем веселиться!» (лат.).
Любовь к мастеру. — Подмастерье любит мастера так, мастер мастера — иначе.
Слишком прекрасное и человеческое. — «Природа слишком прекрасна для тебя, несчастного смертного» — такое чувство встречается в людях нередко: но несколько раз, пристально созерцая всё человеческое, его полноту, силу, нежность, сложность, я испытывал чувство, будто должен со всем смирением заявить: «Да и человек слишком прекрасен для того, кто его рассматривает!» — причём не только человек нравственный, а всякий.
Подвижная собственность и латифундия. — Если жизнь обошлась с человеком прямо-таки как грабитель и, сколько могла, отняла у него честь, радость, близких, здоровье, имущество любого рода, то, возможно, задним числом, после первого испуга, он обнаружит, что стал богаче, чем дотоле. Ведь только теперь он и узнает, какая собственность принадлежит ему настолько, что ни один грабитель и пальцем до неё не сможет дотронуться: тогда, возможно, он выйдет из любого грабежа и смятения с гордо поднятой головою крупного латифундиста.