Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов
Шрифт:
Невольно возникающие идеальные образы. — Самое неловкое чувство, какое бывает на свете, — обнаружить, что тебя неизменно принимают за нечто более возвышенное, чем ты есть. Ведь надо признаться себе в том, что нечто в тебе — ложь и обман: твои слова, выражение лица, жесты, взгляды, действия, и это обманчивое нечто, столь же неизбежное, как и твоя честность во всём остальном, мало-помалу упраздняет её действующую силу и ценность.
Идеалист и лжец. — Нельзя давать в себе воли и самому утончённому удовольствию —
Быть превратно понятым. — Когда тебя превратно понимают в целом, невозможно окончательно устранить какое-нибудь отдельное недоразумение. Это надо понимать, если не хочешь тратить лишних сил на свою защиту.
Слова трезвенника. — Пей себе своё вино, услаждавшее тебя всю жизнь, — какое тебе дело до того, что мне приходится быть трезвенником? Разве вино и вода — не миролюбивые, братские стихии, уживающиеся без перекоров?
В стране людоедов. — В одиночестве одинокий пожирает сам себя, на людях его пожирают люди. Вот и выбирай.
В точке замерзания воли. — «В конце концов он когда-нибудь всё же наступит — тот час, который укутает тебя золотым облаком безбольности, когда душа наслаждается собственной усталостью и в терпеливой игре со своим терпением уподобляется морским волнам, что плещутся о берег тихим летним днём, в отблесках цветного вечереющего неба, плещутся и снова стихают — без конца, без цели, без утоления, без нужды, — вся покой в радости от перемен, вся прилив и отлив в пульсирующей жизни природы.» Так чувствуют и говорят все больные: но как только этот час для них настаёт, так, после кратковременного наслаждения, приходит скука. Однако эта скука — тёплый ветер для заледеневшей воли: воля пробуждается, шевелится и снова рождает одно желание за другим. — Испытывать желания — вот первый признак выздоровления или улучшения.
Отвергнутый идеал. — В виде исключения бывает, что человек достигает вершин лишь после того, как отвергнет свой идеал: ведь прежде этот идеал подгонял его слишком быстро, так что он всякий раз сбивался с дыхания и невольно останавливался в середине пути.
Предательская склонность. — Признак человека завистливого, но стремящегося подняться выше, возьмём себе это на заметку, — что его притягивает мысль, будто в столкновении с другим, превосходящим его, есть только один выход — любовь.{131}
Лестничное счастье. — Как остроумие иных людей не поспевает за случаем, так что случай уже ускользнул в дверь, а остроумие всё ещё стоит на лестнице, — так у других людей встречается своего рода лестничное счастье, бегущее слишком медленно, чтобы всегда поспевать за быстротекущим временем: лучшее, чем они могут насладиться от какого-нибудь переживания, от целого этапа жизни, выпадает им на долю лишь долгое время спустя, нередко лишь как слабый пряный аромат, пробуждающий тоску и печаль, — как будто когда-нибудь можно было как следует
Пунктики. — Если у человека есть несколько пунктиков, это ещё не признак его умственной незрелости.
Сидеть с победоносным видом. — Если ты хорошо сидишь на лошади, то противник теряет мужество, зритель отдаёт тебе своё сердце — так зачем же ещё и нападать? Сиди себе, как человек, одержавший победу!
Опасность восхищения. — Слишком сильно восхищаясь чужими добродетелями, можно утратить вкус к своим собственным, а в конце концов, по неопытности, утратить и их самих, а чужие как замену своим не сохранить.
Польза от слабого здоровья. — Кто часто болеет, тот не только из-за частых выздоровлений куда больше наслаждается здоровьем, но и обладает в высшей степени обострённым чутьём на всё здоровое и болезненное в произведениях и поступках, своих и чужих: поэтому, к примеру, именно хворые писатели — а почти все великие, увы, среди них — обычно выдерживают в своих сочинениях много более уверенный и ровный тон здоровья, ведь они лучше, чем люди крепкие телом, знают философию душевного здоровья и выздоровления, а также её наставников: предполуденного часа, солнечного света, леса и родника.
Измена, условие мастерства. — Тут уж ничего не поделаешь: у каждого мастера есть лишь один ученик — да и тот ему изменяет: ведь ему тоже суждено стать мастером.
Никогда не бывает напрасным. — На горы истины ты никогда не взбираешься напрасно: либо уже сегодня ты подымешься ещё выше, либо укрепишь силы, чтобы подняться выше завтра.
За мутным стеклом. — Неужели та часть мира, которую вы видите через это окно, так прекрасна, что вы ни за что не желаете смотреть в любое другое, — и, мало того, даже пытаетесь воспрепятствовать в этом другим людям?
Признак больших перемен. — Когда человек обращается в мечтах к давно забытым или умершим, то это знак того, что он пережил большую перемену в себе и что почва, на которой он живёт, полностью перерыта: тогда воскресают мёртвые, а наша старина становится новью.
Лекарство для души. — Лежать в покое и мало думать — общедоступное лекарственное средство для всех болезней души, и если ты применяешь его добросовестно, то оно час от часу становится только приятнее.
К иерархии умов. — Много ниже другого тебя ставит то, что ты стараешься устанавливать исключения, а он — правило.
Фаталист. — Ты должен верить в фатум — к этому тебя может принудить наука. А уж что вырастет в тебе из этой веры — трусость и смирение или величие и прямодушие, — будет свидетельствовать о той почве, в какую было посеяно то семя, но не о самом семени: ведь оно может стать чем угодно.