Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Наверное, стоит освежить информацию. Обновить контент? Между прочим, Красов, я спокойна. Как удав!
— Удавиха!
— Феминитивы в ход пошли?
— Чего-чего? — усмехаюсь.
— Секс будет, но, — высунув кончик языка, на моей коже изображает теплые и влажные рисунки, — не в туалете.
— Принято! — киваю, соглашаясь.
— Не в какой-нибудь забегаловке, где ты успеешь только расстегнуть ширинку, а я спустить чулки.
— Принято! — такое однозначно по душе и все, естественно, устраивает.
— Не за общим
— Это еще как? — подаюсь к ней, наклоняю голову и придавливаю женскую макушку своим виском. — Обрисуй ситуацию. Здесь надо бы подумать.
— Не хочу даже представлять. Просто предупреждаю, чтобы ты не вздумал на что-то подобное намекать.
— За коленочку хоть можно будет подержаться? Погладить чашечку, расслабить эту женщину. Ты сильно напряжена. Все нормально? — щекой еложу по затянутым и поднятым наверх темным ароматным волосам.
— За талию, за коленку, за поясницу — можно. Я разрешаю, — игриво ойкаю, а Юля цокает, — успокойся уже, сластолюбец.
— Ладно, — лениво отвечаю. — Принято, Люлёк. А что насчет кабинок, совратительница?
— Сначала я оценю санитарную обстановку заведения. Что тебе, мужчина, легенький налет природы, то некоторым — непролазная грязь и жирный чернозем. Поэтому… Нет, наверное. Как представлю, сколько задниц побывало на тех столах в приватных кабинетиках за темно-красными портьерами, так сразу начинаю чесаться в самых нехороших местах. Это мерзко, милый.
— Тогда машина? — оставшийся, возможный и, по-видимому, один-единственный вариант на выезде с ухмылкой предлагаю. — Юль, ежели приспичит, но я не настаиваю.
— У-у-у-у…
Сомневается? Да как же так?
— Я отодвину кресло или перейдем на заднее сиденье.
— Не соблазняй, любимый. Я ведь могу подобное предложение принять.
— Отлично. Место застолбили. Теперь, пожалуйста, ответь на предыдущий вопрос.
— … — недоумение и недопонимание. Жена изображает идиотку, транслируя немую глухоту.
— Красова, тебя вызывает обеспокоенный муж. Прием-прием! Как слышно? — прихватываю женскую промежность почти сомкнувшимся ковшом.
— Отстань, — сжимает бедра, чем тут же останавливает мою руку.
— Спрашиваю, что у нас по бельишку? Рвать, аккуратно снимать или все будет пресно, сухо, без экспрессии?
— Там что, запланирован богатый званый ужин? — без энтузиазма выпрямляется, рассматривает нас, как пару, в зеркале и останавливает мои неласковые блуждания в районе женского сплетения, уложив свои кисти поверх моей одной.
— Обыкновенный, — встречаюсь с Юлей взглядом. — Что случилось?
— Сколько это мероприятие займет по времени? — перекрещивает наши пальцы.
— Ночевать будем дома. Что-то не так?
— Кость? — как будто из-за чего-то настораживается.
— На три-четыре часа. Никаких пьянок, гулянок, танцев до упаду. Вернее, кто желает — пожалуйста. Танцпол им в помощь. Мы с тобой отправимся на боковую. Старички должны в районе двадцати одного
— Все хорошо, — настойчиво мне отвечает.
— В чем дело?
— Переживаю из-за сына. Немного, но ощутимо.
Даю молчанием понять, что терпеливо ожидаю объяснений, возможных и необходимых, и очень нужных для устранения имеющегося недопонимания, которое неконтролируемо растет и, по-видимому, перекрывая кислород, затягивает шею и уже нехило не дает дышать.
— Кость, я чувствую себя предательницей. Некачественной матерью. Такой, знаешь, задуренной мамашкой. Суетливой и визжащей теткой. Грубой женщиной. Ребенок еще не успел сделать шаг, а я уже открыла рот, чтобы недалёко детке прокричать:
«Сюда! Иди ко мне, к ноге и заднице прижмись, мерзавец. Стоять, кому сказала. Быстренько вернись. А ну-ка, сядь, засранец, и закрой поганый черный рот. Не вздумай раскрывать, пока я не скажу, что это можно».
Отпускаю Юлю и неохотно отхожу назад. Она надевает замшевые узенькие туфли, пальцем аккуратно поправляет задники, затем протягивает руку за пухлой дамской сумочкой, в которой, уверен, могут поместиться только лишь кредитки и небольшой мобильный телефон, а после разворачивается и обращается ко мне лицом.
— Я думала, что ты уже оделся, Красов, — выставляет удивленный взгляд.
А я, похоже, слушал странный монолог. Мне было не до этого, я каждое произнесенное ею слово через нейросетку неспешно пропускал.
— Сейчас-сейчас. Почему? — вдеваю руки в рукава пиджака, стараясь не встречаться с Юлей взглядом, подхожу к двери, ведущей в коридор из нашей комнаты. — Откуда вылезли такие мысли? Что за глупые определения? «Мамашка», «нервная тетка», «крик», «ор», «мерзавец». Как такое в голову могло прийти?
— Он ведь опять находится у родителей, — всхлипывая, очень тихо произносит. — Как будто не родной. Игорь тот, от кого мы с тобой настойчиво пытаемся избавиться.
— Это глупости, Люлёк, — мгновенно обрываю. — Мы заберем его сегодня вечером. Я обещаю. Игорь не останется там ночевать. Ты наотрез отказываешься от услуг няни. Я, — молниеносно перехватываю в чем-то обвиняющий меня острый взгляд, — тихо-тихо, понимаю тебя и поддерживаю. Между прочим, я тоже против. Есть отзывчивые родители, которые любезно и от всей души оказывают нам помощь…
— Помощь с родным ребенком! — подкатив глаза, проходит мимо меня и первой выбирается в полутемный коридор. — Как это звучит? По-дебильному ве-ли-ко-леп-но! Но довольно гордо или все же глупо?
С реагирующим на движение датчиком коридорный светильник срабатывает почти мгновенно и освещает помещение, в котором мы на некоторое время, видимо, застрянем, пока не разберемся с тем, что странно набежало и за шиворот нам затекло. Я обхожу жену, рассматриваю женский силуэт со всех сторон, подныриваю, заглядываю ей в глаза и нахально как будто лезу в рот.