Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
«Я не хочу этого ребенка, Смирнова. Он не нужен. Ни тебе, ни мне. Делай аборт! Услышала? Избавься от мелкой мрази. Я не потерплю в своем доме чужую кровь» — угрожающе шепчу, по-удавьи вытянув судорогой сведенную шею.
«Святослав!» — она таращит круглые глаза, до краев наполненные горькими слезами, к гримасе скорби, скуки, жалости, слабости и неудовлетворения добавляет скособоченный рот, подрагивающие трепетанием губы, алкогольную икоту и удушливый захлеб. — «Он очень маленький, но уже живой. Мальчик хочет жить…».
«Вырви к чертям собачьим, кому сказал. Юля, я требую развод с этим благополучным Красовым! Ты должна от него уйти. Вернуться ко мне. Неужели ты намеренно
«О каком сыне?» — выдавливает ересь. — «Почему нельзя? Самый подходящий возраст. Врачи заверяют, что все отлично. Я беременна и смогу родить…».
«Заткнись!» — приказываю звериным рыком. — «Беременна, беременна, беременна. Мечтала о замужестве, да? С этим? Помню я про твои „люблю“, „уважаю“ и „благодарю“. Очнись, детка, очнись. Вам нужно расстаться и потом…»
«Я не замужем, Мудрый» — всхлипывает и перекрещенными ладонями прикрывает рот. — «Откуда все это? Как ты изменился! Плохо себя чувствуешь? Кто вообще такой Красов? Костя — наш друг детства. С ним каждая из моих сестер знакома. Он самый лучший человек, но мы не вместе. Зачем так грубо? Ты хоть понимаешь, как убиваешь грубыми словами, которые я не заслужила. За что? Вешаешь ярлыки. Ненависть плодишь, при этом в нежном вечном чувстве уверяешь. Какое еще начало? О чем ты говоришь? Зачем ты так? Я ведь жду ребенка, а ты…».
«Я требую аборт!» — перебив, мотаю головой, по сторонам разбрызгивая вязкую молочно-бледную слюну. — «Ублюдок жить не будет! Ты поняла?».
«Он твой! Твой! Я клянусь, что беременна от тебя. Почему ты не слушаешь? Посмотри на меня. Посмотри, как раньше. Ты…» — укладывает свои раскрытые ладошки на мои вместе сведенные злобой кисти.
«Я ухожу. У меня дела, Смирнова!» — гориллой опираюсь на кулаки, впечатывая их в деревянную поверхность, стягиваю скатерть и с дребезжащим звуком подтягиваю на себя кофейник, чашки, сахарницу, салфетницу и блюдце, на котором раскачивается надкусанное шоколадное безобразное на вид печенье.
«Еще один контракт? Убийца-а-а-а!» — транслирует нескрываемое мерзкое презрение. — «Война? Да, Свят? Твой долг, твоя работа! Кто такая эта Юля для тебя?».
«Я люблю тебя. Ты моя единственная женщина, моя любовь…» — еще раз повторяю то, что и слепому видно, глухому стопудово слышно, а конченому недоумку однозначно, определенно и точно ясно. — «Я выжил, потому что…».
«Тогда не уходи, пожалуйста. Не бросай меня. Давай поженимся? Ты постоянно повторяешь, что любишь. Ребеночек нам не помешает. Он будет твоей надеждой, твоей целью, твоим стимулом» — она как будто даже умоляет. — «Я хочу быть твоей. Очень-очень! Не отвергай нас. Останься,
«Чтобы пожениться, Смирнова, кому-то для начала нужно развестись. Забыла, что ли? На хрена петляешь, запутываешь, вяжешь бабские интриги, слезы-сопли распускаешь? Я готов на тебе жениться, а самое главное — я этого хочу. Все давно решено, но твой статус…».
«Ты куда?» — она галдит в мое лицо, как будто шепчет в спину. — «Повернись, пожалуйста. Зачем отворачиваешься и про долг какой-то сообщаешь? Откажись, уйди! Ты удираешь во вспыхивающие, как по волшебству, горячие точки специально. Сбегаешь? Это происходит с завидной регулярностью потому, что я опостылела, чересчур навязчива, беспривязна, я несдержанна, да? Ты прячешься в бронежилет и каску, чтобы не слышать мое скучное нытье? Так я исправлюсь. Я стану лучше, Святослав. Смогу! Поверь, пожалуйста. Скажи, любимый, какой ты хочешь меня видеть. Развязной, раскрепощенной, услужливой, покорной? Я буду! Буду! Буду! Но только не уходи…».
«Нет!» — резко обрубаю на корню.
«Я недостойна быть с тобой, потому что никак не состоялась в этой жизни, да? Потому что слишком приземлённая? Неграмотная? Скучная? Молчаливая или наоборот? Я чересчур болтливая? Я прикушу язык. Ты даже можешь вырвать его. Я выдержу. Господи! Раньше ведь прижигали языки, вырывали, но… Человек жил, он… Свят! Посмотри на меня. Потому что…» — выкладывает глупости, как на духу. — «Я никогда не пойду на то, что ты приказываешь. Ни-ког-да! Не хочешь сына?».
Хочу, хочу, хочу… Но только своего!
«Выходи за меня, Юла. Я жду…».
— Да, да, да! Да-а-а-а! Вот это, мать твою, дела! — мужские пальцы стягивают мне плечо и тормошат, намеренно освобождая от сновидений нерасторможенное сознание. — Спишь, что ли, Святик? Да понял я, братишка. Перезвоню попозже…
С кем он разговаривает?
— Рота, подъем, Мудрый! На горизонте танки и бронемашины. Вражеская пехота обходит нас на правом фланге. Ты проваливаешь оборону, а храпом будишь всю страну, — выкрикивает возле уха Алексей Смирнов. — Работничек ты, прямо скажу, аховый. Без обид, чертяка. Но как не спишь, так гнешь голыми руками холодные подковы. А как спишь, так ангелочек с бесовскими рогами и копытами. Что за ахи-охи, поскуливающие стоны, парень? Ты там виртуально на порносайт вошел?
— Нет, — отряхиваюсь, снимая морок. — Извините…
— Тебе, похоже, нормалек на рабочем месте толстой харей отдохнуть? Я, понимаешь ли, разбираюсь с контрактами, назначаю встречи, а Мудрый послеобеденно наедает почти свиной жирок. Короче…
Он осекается, а я мельком замечаю, как Алексей прищуренно следит за мной.
— Ты здоров? Помято выглядишь. Хандришь, что ли? У тебя сезонное обострение, сынок?
— Да, — отвечаю глухо. — И нет, — относительно плохого настроения и такого же внешнего вида дополняю.
— Тогда в чем дело, мальчик?
«Мальчик».
«Парень».
«Сынок».
«Свят».
И чертов «Святик»!
— Алексей Максимович, я Вас очень прошу, не называйте меня этими уменьшительно-ласкательными словечками. Мне до черта лет, а я…
— Ольга ждет, Святослав Сергеевич, — он вдруг становится серьезным и весьма категоричным. — Ты, видимо, кое-что забыл. Разреши, я тебе, мой дорогой, напомню.
Забыл, что всей жизнью его жене обязан? Это вряд ли!
— Я ведь навещал, — надменно искривляю губы. — Мы разговаривали, а я уже докладывал об этом. Делились впечатлениями и мыслями, — хочу добавить «чего тогда еще», но сдерживаю свой порыв и продолжением работодателя не огорчаю, — между прочим, довольно продолжительное время. Я не хочу быть чересчур навязчивым. Поймите, пожалуйста.