Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Может переформулируешь? — склоняю голову на бок, прижимаю ухо к плечу, щекой еложу и не спускаю с визави пытливого пронизывающего взгляда.
— Что нового? — бухтит себе под нос. — Убавь-ка рвение. Это даже неприлично, к тому же ты меня смущаешь.
— Лен?
— Ты изменился, Святослав. Таким я вижу тебя в первый раз и очень надеюсь, что это не обман, не маскировка, не мимикрия, а кое-что иное.
— Я должен, что ли, рассказать?
— Тайна? — верхней половиной тела направляется ко мне.
— Держись! Ты сама напросилась, хоть я тебя и предупреждал. Итак, я женился, — хлопаю в ладоши. — Хороша новость?
— Поздравляю! — как будто расслабляется
— Спасибо, — киваю идиотом.
— Когда?
— Пять лет назад, — отвечаю, подкатив глаза.
— Хм? — транслирует задумчивость и полное непонимание.
— Юля и сынишка со мной, Лесенька, — ухмыляясь, объясняю.
— Но…
— Ничего не говори, — выставляю обе руки, обращая ладонями под женский нюхающий атмосферу нос. — Просто поздравь и порадуйся за нас.
— Поздравляю, радуюсь, но по-прежнему ничего не понимаю.
— Я ответил на твой вопрос? — обхватываю пальцами свой подбородок, провожу по скулам, расчесывая кожу. — Ты спрашивала, откуда такое солнечное настроение. Все очень просто! — опускаю руку и дергаю плечами.
Любимая Юла теперь живет со мной!
— Мне не стоит заострять внимание на том, что брак, по всей видимости… Как это, черт возьми сказать? Не-ле-ги-тим-ный?
— Нет! — мгновенно отрезаю. — Про жизнь во грехе и вне закона, про сучий эгоизм, про неправильность событий, про ее официальное замужество, про обиженного мудака, про ее родителей, которые не догоняют, зато долдонят:
«Как так можно, Свят?»,
говорить вообще не будем. Я счастлив, Леся! Слышишь?
— Уверена, что ты нестабилен, Свят. Извини…
— Я сейчас уйду.
Коза ты, шелудивая! Умеет эта мелочь испортить настроение. Похоже, она не совсем талантливый профессионал, раз не способна удержать зависть, злость и негативное предубеждение при себе.
— Послушай, пожалуйста.
— Умеешь в душу насрать, Елена Александровна?
— Ты, безусловно, находишься в эйфории, отчаянно стараешься изобразить радость на лице, делаешь вид, что все просто зашибись, — я вздрагиваю на последнем слове, потому как только вот несколько часов назад Алексей Смирнов с шипением отчитывал меня, вставляя этот самый «зашибись» вместо запятых и точек в спонтанную, умопомрачительную и содержательную речь о том, что так, вообще говоря, не делается, что сначала нужно старые связи обрубить, а потом связывать нити в новые и крепкие узлы. — Ты счастлив! Ну что ж, я очень рада. Ты радиоактивно светишься и испускаешь лучики добра и благодушия, ты снова любишь мир, усиленно заталкивая негатив подальше. Ты весел, бодр, всесилен и могуч, да и не только. Об этом можно много говорить. У меня истощились мысли. Извини.
— Раздражаю?
— Нет.
— Плачу — плохо, грущу — почти на грани нахожусь, злюсь — значит, что-то нужно отпустить. Теперь что не устраивает?
— Святослав, что-то ведь не так? — опускает вниз глаза и застывает, внимательно рассматривая мои дрожащие ладони и суетящиеся в припадке пальцы. — Я права?
Да! Все, е. ать, не так! Кому о том, что произошло несколько дней назад, подробно рассказать, чтобы вдруг случайно не стать неправильно или неточно понятым? Шепелева вряд ли, я думаю, поймет. Но у моей Юлы на ребрах и на лбу, над правой четкой бровью, красуются большие ссадины, а на покалеченной ключице уже синеет опухший в первые секунды здоровенный и свидетельствующий о чем-то нехорошем случайно заработанный фингал.
Она упала… Знаю, что подобное объяснение звучит весьма хреново, скорее — так себе, но тем не менее —
«Свят, со мной все хорошо».
«Детка, прости меня» — я дебильно дребезжал ей в уши старую песню насилующего маленькую женщину здорового мужика-абьюзера и шептал затертые до дыр слова.
«Что случилось? Ты оттолкнул? Я не хотела. Ты испугался? Что с тобой?» — она стонала и выкручивалась, старалась вылезти и получить свободу, которую я, естественно, мною «раненой», удерживая крепко, не давал.
В тот вечер я впервые с момента освобождения из вражеского плена прикоснулся своей свободной от одежды кожей к живому существу, к которому чувствую просто адское влечение. Юла возилась на груди, посмеивалась и плоила мне волосы, прыскала, когда с небольшим усилием прищипывала мои торчащие соски, а после в качестве, видимо, наказания впилась острыми зубами в то место, где плавно сходятся в единое целое крепкая ключица и бычья шея.
«Ты ударил меня, Свят?» — прошептала, когда я укладывал ее в кровать.
«Извини меня» — хрипел, краснея и смущаясь. — «Я не хотел…».
«Любишь женщин лупцевать, гад?» — прикрыв глаза, шипела мелкая змея. — «Так самоутверждаешься, да?».
«Не приближайся ко мне, пожалуйста, когда я этого не жду» — сев рядом с ней, стал объяснять. — «Не подходи сзади. Не нужно, сладкая…».
«Иди ко мне» — она протягивала руки и жалобно просила, пока я в бешеной спешке натягивал домашнюю одежду на себя. — «У тебя красивое тело, а запах… М-м-м! Я дурею. Возьми меня».
Похоже, у Юлы случилось небольшое сотрясение или помутнение, но она распахнула одеяло и стыдливо сжала бедра, устроившись, как греческая богиня на боку, выставив согнутую в локте подрагивающую руку.
«Зачем?» — спросила, кивком указывая на мой сосредоточенный и полностью упакованный внешний вид. — «Хочешь, чтобы я сняла…».
— Святослав? — Лена несмело трогает мои пальцы. — Ты волнуешься?
— Это фобия? — поднимаю на нее глаза. — У меня теперь типа жуткий страх и непереносимость?
— Я не знаю. Мы ни разу не обсуждали этот момент.
Отрадно осознавать, что Лена Шепелева — как бы в курсе!
— И не будем! — покачиваю головой.
— Не будем?
С ней — точно нет!
— Ты пережил насилие?
Нет! Все было не так.
— Они пытали?
Да! Было пару раз.
— Считаешь, что смалодушничал? Дал в чем-то слабину? Показал, что уязвим, потому что живой человек?
— Так будет всегда? — шепчу, не обращая на ее слова внимания.
— Расскажи — я выслушаю. Давай проживем этот эпизод вместе…