Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Думаешь? — поднимает обтянутое черной тканью плечико, становится бочком, немного оттопыривает круглый зад, намереваясь выкрутить себе шею, заглядывается на открытую до поясницы узенькую спину. — А то, что я без бюстгальтера, как ты считаешь, это…
— А ты, что ли, без него? — заинтересовавшись, сразу же приподнимаюсь, локтями упираясь в покрывало и матрас.
— Костя, помнешь рубашку. Ты не мог бы…
— Лифчика нет? — еще чуть-чуть, еще немного выше. — Ты там голенькая, женщина? Совсем-совсем? А ну-ка, повернись ко мне лицом, чтобы я мог глазами пощупать
— Есть, конечно, но, — подмигивает и осторожно, как будто бы с опаской, улыбается, а после нервно скалится, — не такой, как обычно. Фасон платья не предполагает наличие тяжелого белья. Тут же, — выгибает руку так, чтобы пальцами коснуться сильно выдающихся лопаток, — какие-либо бретельки будут очень дешево смотреться и портить вид. Но…
— Отличное платье, Красова. Просто-таки великолепное. Я бы даже добавил, что в самый раз. Лучше не придумаешь.
Дальше можно и не продолжать! Остановим лотерею, закончим выбор и замнем для ясности.
— Сверху ведь будет пиджак-пальто. Голой не поеду, Костяника.
— Какая разница, — усаживаюсь на кровати. — Главное, что после того, как ты снимешь теплую одежду, под ней останется такая красота. А лифчика точно нет? — по-стариковски крякнув, поднимаюсь, одергиваю брюки и неторопливо направляюсь к ней. — М-м-м, — притормаживаю за спиной, костяшками провожу по нежной коже, шариком указательного проглаживаю лопаточный зазубренный самой природой уголок. — Почему я раньше не видел это платье, женщина? Где оно хранилось и для кого приобреталось? Я помню бирку, которую ты зубками сорвала. Значит, новая вещица. Итак…
— Добрый вечер, Костя, — обиженно гундосит.
— Привет, — с ухмылкой отвечаю и тут же трогаю губами сильно выпуклый позвонок у основания щуплой шеи. — Отныне я даю добро на ежедневное ношение. Без лифчика и трусиков. Очень воодушевляюще выглядит. Я нахожу твой образ весьма и весьма аппетитным.
Так бы с потрошками и сожрал!
— Воодушевляюще? — Юля поворачивает голову и вполоборота задает вопрос. — Аппетитно? Что за людоедские замашки, Костяника? Комплимент на грани фола, а я из последних сил терплю.
— Воодушевляюще — это означает, что на соответствующее продолжение намекает. Мы, мужчины, впечатляемся глазами, а возбуждаемся другим местом. Вот я купился на твои намеки, теперь мечтаю о расчете. Когда, где, сколько раз! Так очевиднее?
— Еще бы! — надменно хмыкает. — Но ты ошибся.
— Ну-у-у, за что? — кончиком носа вожу вверх-вниз, поглаживая подставленную мне четко обозначившуюся глубокую ложбинку.
— Я ни на что не намекаю, Красов, — шипит Люлек. — Я всегда говорю прямо…
— А чулки на тебе есть, обворожительная прелестница? — прикрыв глаза, уже себе рисую пошло-влажную картину о том, чем можно было бы полакомиться, не отходя от обозначенного места, на котором мы сейчас стоим. — Трусики? Кружевная поворозочка, например? — укладываю ладони ей на бедра и двигаю вперед-назад. —
— Платье сильно облегает, Красов, — она заваливается на меня, запрокидывает голову, уложив мне на плечо, поворачивается лицом к щеке и пробует на мелкий зуб границу моей скулы. — Если я надену нижнее белье, то буду очень глупо выглядеть…
— А если не наденешь, то глупо буду выглядеть я, — толкаюсь пахом в прогнувшуюся поясницу. — Так мы долго не протянем…
— А это надолго? Куда ты тянешь меня? Это ресторан?
— Угу.
— Напомни повод.
— С каких пор?
— Я забыла.
День рождения моей компании, день расширения, день успеха, день общения, день, когда все должности стираются и генеральный директор может встать на одну ступеньку с только начинающим трудовую деятельность молодым курьером, день, когда весь штат еще разок знакомится или просит прощения друг у друга за непростые моменты, с которыми столкнулся за календарный трудный год. Юля знает, она, конечно, в курсе дела, а спрашивает только для того, чтобы меня взбодрить и завести по полной.
— Не хочешь? Отказываешься от праздничного ужина? Игнорируешь интересы мужа? Мечтаешь дома отлежаться? — надавливаю на теплый треугольник, провожу немного дальше, натягиваю плательный подол. — Потом все будет, Красова. Постель и ласка. Как захочешь, исключительно по-твоему.
Или по-моему! Тут уж, как нам повезет.
— Обещаешь?
— Будет даже там, если ты, конечно, все позволишь. В перерывах между сменой блюд. Согласна? Убежден, что мы найдем, где уединиться. Место необычное. В наличии приватные комнаты на двоих. Там уютненько.
Тем более что к контурам и антуражу мы лично приложили руку. Заведение построено с нуля и по заказу, по моим эскизам, но в тесном взаимодействии с дизайнерами, оформителями и строителями, коих оказалось слишком много, но для успеха предприятия — все в точности и в пределах установленной плановым отделом квоты.
— Звучит похабно, милый.
— Похабно?
— Папик приводит девочку и за закрытыми портьерами ее берет. Без кружевных трусов и такого же бюстгальтера.
— Юля, Юля, Юля! Остановись, любимая. «Папик», «девочка», закрытые портьеры. Там есть несколько VIP-комнат, но это совершенно не означает, что все заведение носит статус дешевого борделя. Стало очень неуютно, женщина! — надуваю губы и обиженно квохчу. — Возьми свои слова назад. Быс-трень-ко!
— Я сразу предупреждаю, Красов, что ошиваться по злачным заведениям не приучена. Дошло, любимый? Может быть, я зря так элегантно одеваюсь? — целует в шею.
— Я знаю. И нет. Нет — ответ на твой второй вопрос. Вид шикарный, а платье роскошное, а начинка…
— Стало быть, это все обертка. А я — содержимое. Фантик ты забросишь после того, как разорвешь.
— Не выспалась? — поднимаю руку и под грудью обнимаю Юлю. — Бухтишь и производишь жуткие логические цепочки. Давай спокойнее. Добро?