Чёрный лёд, белые лилии

Моисеева Ольга Романовна

Таня рвано кивнула. Не шелохнулась. Подушечки Антоновых пальцев мягко коснулись её щеки, потом, пробежавшись по волосам, - лба. Чёрные брови сползлись к переносице, в глазах мелькнул тревожный огонёк.

– Хорошо себя чувствуешь?
– негромко спросил он. Таня усмехнулась.

– Последние полгода - не очень.

Шутку он не оценил, но кивнул, всё-таки еще раз осторожно пощупав ей лоб. Сказал:

– Пошли.

Уложил на видавшую виды пружинистую кровать, укрыл ноги бушлатом. Снова коснулся ладонью щеки.

–

Спи.

– Не засну.

Танина голова коснулась матраса, и она тут же уснула. Ей ничего не снилось: разве что Антон Калужный, сидящий рядом и задумчиво гладящий её по волосам.

Проснулась она, когда уже вечерело. И тут же с ужасом поняла, что заболевает. Тело охватило знакомое с детства ощущение: ей ещё не было по-настоящему плохо, и в то же время Таня безошибочно чувствовала, что будет. Ломило руки и ноги, ныла грудная клетка. Голова не болела, но была тяжёлой, а в глаза точно песка насыпали.

Приехали.

Хорошо, что Антона не было рядом: вероятно, в первые секунды на Танином лице отражалась самая настоящая паника.

Что делать?!

И что за ирония! Ни раза, ни одного единственного раза за своё пребывание на фронте она не болела! Всё снёс её иммунитет: и лежание в ледяной воде, и ползание по грязи, и не всегда свежую еду, а то и её отсутствие… В последние недели полторы она часто кашляла и чувствовала неприятную резь в груди, но принимала это за банальную простуду… И сейчас?! Ну уж нет! Даже если организм решил отплатить ей за издевательства над ним, не на ту напал. Нельзя ей сейчас болеть. Нельзя! При мысли о том, что её могут оставить, Таня содрогнулась. Решительно, но не слишком резко встала с кровати, огляделась: надо было делать что-то!

Антона не было, Машка всё спала, Рут, наверное, тоже дремавшая, прямо сидя за столом, сейчас сонно и рассеянно смотрела на Таню. Таня, встав, перерыла вещмешки: свой, Машкин, Антонов. Пошарила по пустым полкам и уцелевшим шкафам. Нашла засохший сухарь и пыль. Таблеток, хоть каких-нибудь, - ни одной.

– Чего ты гремишь?
– недовольно буркнула Рут. Таня замерла: попробовать?..

– Женя, - начала она, быстро присаживаясь за стол рядом с Рут.
– Жень, мне помощь твоя нужна.

Рут подняла голову и с подозрением оглядела Таню.

– Ну?

– Я тебе одну вещь скажу, ты никому не расскажешь?

– Господи, Лиса, если посекретничать хочешь, поди Широкову разбуди!..

– Да постой!
– Таня впилась глазами в строгое, усталое лицо: ну, была не была!
– Мне, Женя, таблеток бы каких-нибудь, - тихо, быстро заговорила она.
– Мне кажется… Я как-то не очень чувствую себя, не то, чтобы…

Рут сверкнула глазами и быстрее, чем Таня могла увернуться, дотронулась до её лба.

– Ты Антону не говори!
– воскликнула Таня, запоздало отклоняясь.

– Не говори?!
– вспыхнула Рут, начав, очевидно, нервничать.
– Соловьёва, у тебя

не просто температура, у тебя конкретный жар! Ты что, не понимаешь? Да всё задание из-за тебя сорваться может!

– Не сорвётся!..

– Ты понимаешь, что ты не только себя, ты всех нас подставляешь? И Антона твоего в том числе!
– шипела она.
– Что у тебя за болезнь, откуда я знаю? Может, простуда, а может, воспаление лёгких! И что мы делать будем, если сляжешь?!

– Я не слягу! У меня иммунитет…

– Таня, это безумие!
– повысила голос Рут, и Таня по-настоящему испугалась: да ведь пойдёт и расскажет! И всё! И зачем она только!.. Дура! Намертво вцепившись в Женину руку, Таня быстро заговорила:

– Не говори, пожалуйста, никому не говори! Я очень быстро поправлюсь, да я и не болею толком! - поняв, что аргументы эти не возымели должного действия, Таня в отчаянии проговорила: - Мне с вами очень надо, Жень! Я… да не могу я без него! Не могу! Он уйдёт, а я? И где потом искать? А если случится что? Я же себе никогда, никогда не прощу, что рядом не была!

Последние слова звонко повисли в воздухе. И, к Таниному удивлению, Рут будто переключили; злой огонь в её глазах потух, попытки вырвать руку она прекратила; смотрела на Таню из-под бровей, стыло и болезненно, будто температура сейчас была у неё.

– Ты его любишь?
– спросила она после паузы, с трудом почему-то выговорив последнее слово.

– Да, - ответила Таня.

Красивое Женино лицо искривилось, как будто она хотела заплакать, губы сжались, глаза вдруг такой болью наполнились, что Таня испугалась: да что это с ней?

– Каково это?
– через силу спросила Рут. Её бледная рука, лежащая на столе, сжалась в кулак и совсем побелела.

– Что?

– Любить.

Таня с тревогой взглянула на искажённое чем-то непонятным ей лицо Рут. Пожала плечами в нерешительности. И что ответить-то?

– Каково?.. Ну, это… бывает тяжело. И прекрасно. И ужасно, потому что волнуешься всё время. И здорово. Не знаю, - снова пожала плечами она.
– Наверное, так же, как жить.

Рут опустила глаза в стол, вырвала ладонь из Таниной руки. У неё будто разом отняли все силы, и сейчас Женя казалась Тане куда более больной, чем она сама.

– Тот, кто любит… Он, наверное, не делает больно. Да?
– тихо спросила она.

Таня осторожно ответила:

– Он старается.

Несколько минут Рут молчала, обдумывая что-то своё и, Таня чувствовала, страшно тяжёлое, а потом вздохнула, посмотрела на Таню привычно строгим взглядом и холодно произнесла:

– Постараюсь достать тебе лекарство.

Через десять минут пришёл, запустив внутрь мороз, Антон и сказал, что их наконец зовут. Таня, расталкивая сопящую Машку, улыбнулась ему так бодро, как могла: я в порядке. Он, кажется, поверил. Таня всё теперь сделает, чтобы он поверил.