Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
Стрелка настенных часов приближалась к двенадцати, капитан говорил, не умолкая, показывал какие-то карты… Таня сидела, отключаясь, и смотрела на людей, окружавших её: такие простые и давно знакомые люди… Кажется, всё она про них знает и каждого из них уже изучила наизусть.
– В восемь часов сорок минут вы должны оказаться на платформе восемьдесят третий километр, уже переодетые. За вами придёт машина…
Вот Машка Широкова, наивная, слегка глуповатая полудевушка-полуподросток, не умеющая промолчать, когда надо, и делающая всё невпопад.
В прошлом марте убили Машкиного старшего брата.
Вот сидит Женя Рутакова, прямая и сухая, как палка. У неё на лице - ноль эмоций, и в душе, кажется, тоже. Именно она в первый день пребывания Тани на фронте отправила её искать какого-то Гузенко, и Таня чуть концы не отдала… Снег ли был, дождь ли, Рут поднимала всё отделение в половину пятого утра и заставляла делать самую грязную и трудную работу. Холодный, совершенно механический робот.
Красивая, поломанная, но не сдавшаяся девушка, всю жизнь, все планы и мечты которой перечеркнула одна ночь и три человека. Девушка, отдающая свою искаверканную жизнь ради мести. За себя, за племянницу и за сотни других мальчиков и девочек, мужчин и женщин, которые просто не могут этого сделать. Девушка, потерявшая всякую надежду и не знающая, что такое любовь. Не знающая, что тот, кто любит, сделает всё, чтобы не причинить тебе боль…
У Антона Калужного и вовсе в спине как будто зашит стальной прут. На незнакомых ему людей (а уж на знакомых-то тем более) он смотрит с такой враждебностью и презрением, что не по себе становится. Он курит от скуки, от скуки же и оскорбляет всех, кого не лень. Кажется, он просто ненавидит всё, что движется.
На глазах Антона умерла его мама. Брат Антона уже давно лежит метра на два ниже земли, так же, как и большая часть его знакомых и друзей. Отец отказался от него, любимая девушка предала. У Антона Калужного шесть засекреченных операций и две медали за отвагу. У Антона Калужного на груди нежно-розовые, рваные линии шрамов. У Антона Калужного в голове - его личный ад.
А Таня Соловьёва - примерная дочка, сестра и ученица, девочка из благополучной семьи. Как часто Таня Соловьёва говорила об этих троих, смеялась над ними, позволяла себе что-то советовать…
Господи, кто она вообще такая, чтобы указывать хоть кому-то из них, как жить дальше?!
Бедные, железные люди… Может быть, когда-нибудь, очень-очень нескоро,
– На, надевай, - Тане в руки сунули какую-то тряпку, и она вздрогнула. Посмотрела на часы: ровно полночь. О чем они говорили?..
Тряпка оказалась довольно простеньким серым кардиганом. Таня, ёжась, сняла китель и натянула вязаную ткань прямо на тельняшку, запахнувшись сильнее. И зачем это всё?.. Оглянулась: гражданские вещи раздали всем.
Господи, и не узнать совсем… Кто эти люди в обычной одежде? Почему нет на них кителей и тельняшек? Неужели в обычной жизни люди так выглядят? Таня уже не могла вспомнить.
Принесли ещё несколько настольных ламп, какой-то солдат и вовсе притащил огромный фонарь, такой, каким в темноте машинам дорогу подсвечивают. Поставили всё это на стол, отодвинули подальше и Антона первого поставили к стене, обитой белой простынёй.
Включили всё это разом; и простыню, и Антона тут же залило ярким белым светом.
Пока солдат с фотоаппаратом ходил вокруг него, Таня смотрела задумчиво: стоит, щурится от яркого света, брови хмурит чёрные… Кофта на нём тоже надета поверх тельняшки. Самая обычная чёрная кофта, а смотришь - и узнать не можешь…
– Не хмурься так, говорю! Ты не лейтенант российской армии, а секьюрити, понимаешь? Се-кью-ри-ти, у них вежливая улыбка от уха до уха!
Худо-бедно сфотографировали Машку, правда, запретив ей так радостно лыбиться, и Рут, из которой, напротив, слабенькую, кривую улыбку чуть ли не клещами пришлось вытаскивать. Таню, ослеплённую этим кошмарным фонарём, капитан, сверяясь с какой-то фотографией, крутил и так, и эдак, то распускал ей волосы, больно дёргая, то собирал в хвост. В итоге всё-таки распустил и сказал убрать назад: «Хоть не так по-деревенски». Фотографий Тане, конечно, не показали; да и ей было всё равно. Позволив снова надеть кители и бушлаты, на два часа отпустили спать.
Уже на пороге капитан вдруг окликнул Таню и подал ей зачем-то большие ножницы. Таня недоумевающе поглядела на Антона, но сейчас и он не понимал, что к чему.
– Чего мне с ними делать-то?
– глупо спросила она.
В ответ капитан тыкнул ей в лицо какой-то фотографией. Таня, поджав губы, забрала карточку и принялась внимательно рассматривать её. Девушка лет двадцати пяти, несколько худощавая, в красивом облегающем платье в пол, ярко накрашенная, с русыми завитыми волосами по подбородок… Хорошенькая. Стоит на фоне какого-то баннера: видимо, актриса или певица.
– И правда похожа, - хмыкнул Антон где-то за плечом. Таня обернулась: что, на кого похожа?.. Ещё раз посмотрела в худенькое улыбающееся лицо и ахнула: действительно чем-то похожа на неё! А ножницы…
– Волосы отрежь, - кивнул капитан.
– Посмотри, как у неё. По подбородок где-то. Ну, свободны. Идите спать. В три вас поднимут.
Волосы отрежь…
Машка, быстро выучив своё новое имя и краткую биографию, тут же завалилась спать. Рут напряжённо читала что-то, а потом вдруг собралась и ушла. Таня сидела на столе перед маленьким зеркалом. Зубрила.