Чертово яблоко (Сказание о «картофельном» бунте)
Шрифт:
Глава 10
СМУТА
В начале мая в Вязниковском уезде загуляла смута уездных крестьян.
Гурейка вечером рассказывал:
— Ну и дела, Стенька. Мужики мекали, что все обойдется, не впервой-де картошкой пугают, но такое началось, что волосы дыбом. Ехали мы с приказчиком через село Никольское, а там мужики бурмистра и вязниковских чинов кольями шибают. Лупят и горланят: «Не желаем на лучших землях чертовы яблоки сажать! Убирайтесь!» Так и турнули нежеланных гостей, а бурмистр с разбитой башкой в свою избу убрался.
— Молодцы! — одобрил действия мужиков Стенька. — Так и надо. Нечего чужеземным овощем
— Молодцы-то молодцы, но миром сия затея не закончится. Думаю, что городской голова не потерпит бунта мужиков.
— Пожалуй, не потерпит, — согласился Стенька. — Ныне царь, чу, крепко за дело взялся. Боюсь, как бы и жителей Вязников, что из крестьян, не принудил… Давно у Томилки Ушакова не был?
— У Томилки?.. Да как тебе сказать? Был, — как-то расплывчато высказал Гурейка и отвел глаза.
— Ясно, — усмехнулся Стенька. — Никак, Ксения опять дала от ворот поворот. Угадал?
— Да ну тебя! Пойду Буланке овса задам.
— Давай, давай. Самая пора лошадь кормить, — посмеивался Стенька, хотя он хорошо знал, что дело не в Буланке: Гурейка никак не мог подладиться к Ксении. Как-то сердито бросил:
— Чертова девка! И какого еще парня ей надо? Нос воротит.
Чудной. Его Ксения с первых же дней постаралась отвадить, а ему все неймется. Уж коль не по сердцу, ничего не поделаешь.
Ксения!.. Своеобычная, занимательная девушка. Казалось бы, всем недурна — и статью, и лицом, и умением гладко говорить. А хозяйка? В ее руках все спорится. Такая девушка всем на загляденье. Недаром от женихов отбоя нет, но Ксении почему-то никто не поглянулся. Даже Гурейка. И впрямь — чем плох парень? Другие-то девки ему проходу не дают, а вот для Ксении он пустое место. То ли сердцем почуяла, что Гурейка чересчур к женскому полу неравнодушен, то ли по какой-то другой причине. Девичье сердце нелегко распознать, уж слишком загадочное оно. Вот так и с ним, Стенькой, получилось. Не гадал, не ведал, что Ксения вдруг ему в любви признается. И всего-то один раз посидел с ней в саду на лавочке, сыграл на тальянке грустную песню, а взамен получил не только неожиданный поцелуй, но и чувственное признание в любви, чему был необычайно удивлен. И произнесла Ксения свои слова так, как никто ему никогда не говорил… Настенка? «Люб ты мне, Стенечка». Он нередко слышал эти слова, но звучали они, хотя и ласково, но как-то уж по-детски, не воспламеняя душу. Слова же Ксении прозвучали совсем по-другому: страстно, выстраданно, с каким-то непонятным для Стеньки надломом.
Когда он вернулся на сеновал, то долго раздумывал над неожиданным поведением Ксении, но так и не смог прочувствовать столь внезапный порыв девушки.
После возвращения в Вязники Стенька, конечно же, предупредил Гурейку о предстоящем разговоре с Голубевым о конях князя Голицына (весьма вовремя предупредил, ибо Филат Егорыч действительно расспросил второго кучера, но все обошлось), а затем Стенька навестил Томилку Ушакова, а когда столкнулся с Ксенией, то увидел ее вспыхнувшее лицо и радостный блеск в крупных зеленых глазах, но затем девушка выпорхнула из избы в сад и больше не показалась гостю, хотя ее и окликала домой мать.
С той поры Стенька больше Ксению не видел, да и, честно признаться, ему больше не хотелось идти в дом Томилки Ушакова, чтобы не смущать своим появлением Ксению. Зачем бередить ее душу, если его сердце принадлежит Настенке? Она добрая, славная, с легким веселым нравом. Он часто думал о ней, но в его думах не было той затяжной грусти и щемящей тоски, которые он должен был чувствовать
Раздумья Стеньки прервал вернувшийся с конюшни Гурейка.
— Ты вот зубы скалишь, а у Томилки беда.
— Что случилось?
— А то и случилось, что приказано ему чертовы яблоки вместо огурцов сажать. Горюет мужик.
— Худо. Томилка огурцом живет. Шибко наседают?
— Приезжал какой-то большой чин от городского головы, важную бумагу о земляных яблоках зачитал и строго-настрого заявил: «Коль не посадишь картошкой треть огорода, плетьми будешь бит, а затем в кутузке насидишься».
— Лихо. Вот и в нашей Сулости бурмистр важную бумагу мужикам зачитывал. Любопытно, как так посев прошел [60] … Надо бы навестить Томилку.
— К хозяину пойдешь?
— Придется, но теперь меня Филат Егорыч никуда без позволения не отпускает.
— После Ростова в ежовых рукавицах держит, — насмешливо высказал Гурейка.
— К Томилке-то, авось, отпустит.
Отпустил, но увещательно предупредил:
— Чтоб без приключений. А то ты у меня вечно в передряги попадаешь.
60
В Ростовском уезде все обошлось миром, без мятежа.
— Без вины виноватый, Филат Егорыч, — развел руками Стенька.
— Не оправдывайся. Вечером быть у меня.
— Как ясный сокол прилечу, Филат Егорыч.
— Ступай, балабол!
Томилку обнаружил на огороде. Тот елозил граблями по вскопанной гряде.
— Бог в помощь! — воскликнул Стенька.
Томилка обернулся, и Стенька не узнал лица мужика. Было оно настолько понурым и блеклым, словно в семье кто-то преставился.
— Здорово, Стенька. Давненько не видел тебя.
— Служба, Томилка. А ты, никак, гряды под огурцы готовишь?
— Кабы под огурцы, — тяжело вздохнул мужик. — Седни велено чертово яблоко сажать, а у меня? Вишь сырую тряпицу? Огуречные семена проклюнулись. Вот и не знаю, как быть.
— И знать нечего. Коль семена проклюнулись — в землю их.
— А коль квартальный надзиратель [61] нагрянет, да еще городовых прихватит?
— Так не нагрянул же и едва ли пожалует. Вязники — не деревня. Высаживай свои огурцы.
— Авось и впрямь пронесет.
Томилка перекрестился и принялся втыкать в гряду проклюнувшиеся семена.
61
До полицейской реформы 1862 г. квартал полицейский составлял третью и низшую полицейскую инстанцию в городах. К. называлось подразделение части, которое имело свое особое управление с квартальным надзирателем во главе, подчиненным частному приставу. Фактически во многих городах существовало только название квартального надзирателя: эти чиновники не имели в своем заведовании особых кварталов, а были просто исполнителями приказаний начальства. В 1862 г. эта третья инстанция была уничтожена. Учрежденные при этом полицейские надзиратели, равно как и появившиеся впоследствии околоточные надзиратели, имели иные функции.