Четвертый брак черной вдовы
Шрифт:
Какое восхитительное чувство — быть такой развратницей, но оставаться при этом в ладах с собственной совестью. Это ведь не она сама разделась перед Хоэлем, это он заставил ее. К тому же, он — ее собственный муж. Как приятно соблазнять собственного мужа! Упав в постель, Катарина зарылась лицом в подушку и засмеялась.
Ах, если бы он и в самом деле был ее мужем
21.
Проклятие ведьмы
За завтраком Хоэль был не в настроении. Это стало понятно, когда он опрокинул молочник и тут же обругал его, да еще так круто, что стыдливая
Трапеза закончилась в гробовом молчании, после чего Лусия отправилась в лавку — покупать шелковые нитки для вышивания, а Катарина устроилась с книгой у окна в гостиной, намереваясь провести пару утренних часов за спокойным и приятным занятием.
Она ждала, что муж тоже займется чем-нибудь увлекательным и спокойным, но вместо этого Хоэль уселся на диван, позади Катарины, и она затылком чувствовала, что муж так и буравит ее взглядом.
Но Хоэль молчал, и Катарина постаралась сделать вид, что увлечена чтением. Только о каком чтении могла идти речь, если в присутствии этого мужчины она катастрофически теряла способность складывать буквы в слова. Конечно же, он сердит за вчерашнее. Но она не чувствовала за собой никакой вины. Ему ничего не обещалось кроме приятного зрелища, а насчет остального
Вздохнув, Катарина посмотрела в сад, где над розами порхали бабочки.
Как хорошо безмозглым бабочкам. Летай, кушай пыльцу, люби без оглядки, и нет никакого страха — пусть даже летишь на открытый огонь или прямиком в клюв прожорливой птице. У людей все иначе, они понимают, что один неверный шаг — и погибнешь, как безмозглая бабочка, полетевшая на огонек. Неуверенность, сомнения, страх
Что она могла сказать Хоэлю вчера?
Да, вы волнуете меня. Да, я грезила о вас все эти годы. Но мне нужно нечто большее, чем страсть. Мне нужна сказка, мне нужно дрожание сердца, а не тела Мне нужна любовь
Ах, это и звучит-то глупо. Так наивно, так по-женски
Вчера Хоэль читал ей стихи — про любовь. Но разве не выглядело это забавным? Потому что стихи о любви — это не любовь, это только слова. Причем, чужие.
Она не сдержала усмешки, вспомнив, как он огорошил ее, назвавшись поэтом Гарсиласо. Хитрец. Обманщик. Нет, такому нельзя верить, если ты — нежная бабочка.
Но он продолжал сидеть позади, и напряжение все нарастало. Катарина постепенно теряла терпение и готова была захлопнуть книгу, и потребовать объяснений, но тут появился Эбрурио — сама невозмутимость — и объявил с такой торжественностью, словно поздравлял с именинами короля:
— Донна Флоренсия с визитом!
Катарина вскочила, уронив книгу, а Хоэль медленно поднялся с дивана, одергивая куртку. Донна Флоренсия не заставила ждать и вошла в гостиную с гордо поднятой головой.
Это была женщина средних лет, но сохранившая еще и стать, и миловидность. Ни единого седого волоска, зубы великолепной белизны, гордая посадка головы — донна Флоренсия была похожа на испанскую кобылицу и вышагивала так же грациозно и важно, как андалузская чистопородная.
— Донна? Рада вас видеть. Чем обязаны вашему визиту? — Катарина справилась с удивлением и подошла поцеловать мачеху.
Хоэль сунул руки под мышки и разглядывал донну Флоренсию, как будто приценивался к скаковой лошади на торгах.
— Чем обязаны? — донна Флоренсия приподняла брови и бросила на Хоэля недовольный взгляд. — Я написала тебе об этом вчера. Что буду ровно в одиннадцать.
— О-о, письмо — Катарина вспомнила о корреспонденции, которую она оставила не дочитав. — Сожалею, я не проверила вчерашние письма.
— Это большая небрежность с твоей стороны, — сказала донна Флоренсия, усаживаясь на стул, на котором только что сидела Катарина. — Так можно пропустить что-то важное, а время вернуть нельзя, ты же знаешь.
— Да, конечно, — согласилась Катарина, испытывая некоторую тревогу, потому что Хоэль продолжал беззастенчиво глазеть на благородную гостью. И чем она его так заинтересовала?
— Я прикажу подать пирожки и кофе, если вы голодны, — радушно предложила она, пытаясь сгладить неловкость.
— Благодарю, я не голодна, — ответила донна Флоренсия, бросая на Хоэля еще один недовольный взгляд.
— Тогда лимонад и печенье?
— Лимонад, пожалуйста, — милостиво согласилась мачеха.
Эбрурио был отправлен за охлажденными напитками, а донна Флоренсия соизволила обратить внимание на Хоэля:
— Итак, это — твой муж? — спросила она, складывая на коленях руки.
— Дон Хоэль Доминго, — представила его Катарина. — Он был
— Доброго утречка, донья, — встрял Хоэль с уже знакомой Катарине ухмылкой. — Как добрались? Не растрясло в дороге?
— Хоэль, прошу вас, — сказала Катарина вполголоса.
— А что такого? — изумился он. — Я же от чистого сердца. Волнуюсь о здоровье матушки. Как съездили на воды? Хорошо подлечились? Говорят, там за сутки берут по золотой монете с носа за постой.
Донна Флоренсия даже не дрогнула и ответила Хоэлю таким же пристальным взглядом:
— Благодарю, что беспокоитесь, — произнесла она спокойно. — Да, эта поездка очень поправила мое здоровье. Врачи советовали мне ездить на воды три раза в год, но я считаю это неприемлемым. Поэтому одного раза — с разрешения Катарины — вполне достаточно.
— Потрясен вашей скромностью, — Хоэль, презрев правила этикета, уселся на диван, даже не спросив позволения у старшей дамы, — а ваш сынок ездит на воды тоже поправлять здоровье? Мне он показался вполне боевым петушком.
— Хоэль! — зашипела Катарина. Она одна осталась стоять и, помаявшись, села на свободный стул, чувствуя себя, как на иголках.
— Мой сын сопровождает меня везде, — ответила донна Флоренсия спокойно и мягко. — Мое слабое здоровье требует постоянного присмотра, а Фабиан слишком почтителен, чтобы нанимать сиделку. Вы чуть не сломали ему нос.