Дайте собакам мяса
Шрифт:
— Ты к чему это всё?
— К тому, что тот, кто вбрасывает мульку про круглосуточные допросы и избиения, врёт. Не буду спорить, с кем-то могли и так обращаться… в нашей организации работали разные люди, а ненависть к врагам народа может принимать разные формы, в том числе и такие жестокие. Но в общем… так сказать, по средней температуре по больнице… В 1939 году в системе НКВД служило около четырехсот тысяч человек. Сто семьдесят — это войсковые части, то есть пограничники. Ещё конвойные войска, охрана железных дорог и секретных объектов, даже зенитные подразделения. Вот остальные — это те, кто непосредственно ловил преступников, искал доказательства, вёл следствие… население СССР тогда было около двухсот миллионов человек. Вот и считайте,
Молчал Якир недолго — меньше минуты, я специально засек время.
— Признаю, — буркнул он. — Но и ты уж…
* * *
Я смотрел, как полковник Денисов читает мой недельный отчет, а сам непроизвольно косился на свою папку. Там лежал ещё один лист, который должен находиться где-то в начале отчета — на нём я описал вчерашнюю беседу с Якиром. Прежде чем этот лист займет своё место, мне нужно было получить «добро» на эту нехитрую операцию от непосредственного начальства.
— Неплохо, — Денисов кивнул и сложил моё творчество в одну стопку. — Вот можешь же, когда захочешь.
На уход Бардина он лишь пожал плечами — мол, баба с возу, кобыле легче. В принципе, я с ним был согласен.
— Повезло, — я едва шевельнул плечами. — Якобсон поплыл быстро, я думал, что на него неделя уйдет. Правда, он пока не признался, что именно он редактирует «Хронику», но это дело времени. Обыск у него провели, много материалов для этого издания в кавычках нашли. А это уже улики, и он должен объяснить, откуда они у него дома взялись. Впрочем, там и без «Хроник» добра хватило… даже валюту нашли. Так что будет дорогому Анатолию Александровичу не только политическая, но и уголовная статья. Но надо прежде с полномочиями определиться, как бы коллег из ОБХСС не пришлось привлекать.
— Определимся, — подтвердил Денисов. — И привлечем, если нужно. Но наши статьи не забрасывай, всё в копилку пойдет.
— Конечно, Юрий Владимирович.
— У тебя же не всё? — он слегка прищурился. — Я же вижу, что ты мнёшься, ты всегда так делаешь, когда какую-то неприятность приносишь.
Я вздохнул, достал лист с описанием встречи с Якиром и протянул полковнику. Тот взял, повертел в руках, сравнил оформление с лежащим перед ним отчетом, неодобрительно хмыкнул и погрузился в чтение. Читать там было нечего, поэтому через несколько секунд он поднял на меня взгляд.
— И?
Я неопределенно пожал плечами.
— Я не знаю, Юрий Владимирович, как на это реагировать, — сказал я. — Не верить Петру Якиру оснований нет. В каком-то смысле он — человек слова. Это сильно облегчит нам следствие, но, думаю, усложнит жизнь — придется допрашивать и тех, кто пока не попадал в поле нашего зрения. Впрочем, справимся. Но и нам в свою очередь придется выходить в суд с ходатайством — так, мол, и так, человек плохой, но раскаялся, так что заслуживает снисхождения. В принципе, если он действительно хоть немного сдвинулся со своих радикальных позиций, держать его годами за решеткой не стоит. Но мне нужна на это санкция, желательно, оттуда.
Я указал на потолок кабинета, и Денисов понятливо кивнул.
— Вот как… — Денисов побарабанил пальцами по столу. — Вот что, Виктор, я сейчас в центральное управление поеду,
* * *
Как гласит народная мудрость, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Но сегодня мне выпало именно ждать — и почти что у моря погоды. От нашего управления до здания «Госужаса» — пять минут неторопливым шагом, и столько же обратно. Но Денисов не появился ни к обеду, ни к завершению рабочего дня, и я не знал, чем это было вызвано — докладывать мне о своих делах он не торопился. В шесть часов я спустился на этаж, убедился, что помощник полковника уже ушел, и вернулся к себе, чтобы терпеливо сидеть на стуле, дожидаясь звонка.
Конечно, я не просто так целый день бил баклуши. Руководство группой только на первый взгляд выглядит несерьезным занятием, но на деле сопровождается кучей документов, которые требуется заполнять и подписывать — максима про количество бумаги и чистоту задницы в этом случае работала, как часы. Наверное, если бы моё назначение прошло обычным порядком, я бы восседал в своем персональном кабинете, а у дверей дежурил бы мой персональный Саша, на которого можно было скинуть большую часть этих неприятных хлопот. Но кабинета мне пока не дали, с Сашей не сложилось, так что всё положенное я тянул на собственных плечах и подозревал, что никаких благ мне не видать до успешного завершения дела Якира. [1]
Впрочем, понимал я и то, что это не была прихоть полковника Денисова, который таким образом мне за что-то мстил — просто у меня пока не было постоянного места в системе нашего управления. Вернее, такое место было — в нашем с Максом кабинете, — но я его явно перерос, а куда меня можно пристроить, начальство ещё не решило. И хорошо, что напарника сегодня не было, я сидел один, как перст. Но проблема имелась, особенно в свете того, что совсем скоро мой приятель получит пару подчиненных — свободные столы и стулья у нас, конечно, имелись, но было некрасиво руководить расследованием дела, которое на контроле самого высокого начальства, из коммуналки.
Меня, правда, отсутствие внешних признаков успешной карьеры не особо задевало, я был готов и дальше сидеть на привычном месте, чтобы не отрываться от корней, но вдруг к нам заедет, например, Андропов, который пожелает увидеть, в каких условиях я работаю? Получится, как говорили наши предки, натуральнейший афронт.
* * *
Денисов позвонил мне в половине девятого, и голос его не предвещал ничего хорошего. Полковник обнаружился не в своем кресле, а на стуле, который я мысленно называл «стулом Макса» — именно там тот выслушивал мои иноагентские идеи в последний день 1971 года и в первый день моего пребывания в прошлом. Денисов махнул мне на стул напротив — на «мой» стул, что означало очередные игры в псевдодемократию. Я не стал ничего говорить — уселся и преданно уставился на начальника, который, кажется, вовсе не торопился начинать этот разговор.
Но сдался Денисов первым.
— Тебе, Виктор, это не понравится, — мрачно сказал он.
— Мне это уже не нравится, Юрий Владимирович, — ответил я.
— Мне тоже. Там, — палец Денисова ткнулся в потолок, — принято решение придать делу Петра Якира широкую огласку. На судебное заседание будут допущены иностранные корреспонденты, которые должны собственными глазами убедиться, что подсудимый признал свою вину, а советские следователи эту вину полностью доказали. Затем будет пресс-конференция, опять же в присутствии корреспондентов зарубежных изданий… многие из них настроены к нашей стране вовсе не дружески. На этой пресс-конференции Якир должен будет четко и внятно пояснить причины, по которым он не стал отпираться и отказываться и почему он не обвиняет наш Комитет в нарушении его прав. Тогда его выпустят чуть ли не сразу после суда. Подаст апелляцию — и всё, срок сократят до фактически отбытого. Это предложение ему сделает сам товарищ Андропов. Посчитали, что тебе Якир не поверит.