Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит»
Шрифт:
Джексон кивнул.
— Я был прав, — сказал он. — Это я и говорил Финчу: всё это дело связано с Холмсом. Иначе и быть не может. И если я представлю все эти маленькие детали совету экспертов, они дадут нам нити, о которых мы сами и не догадались бы. Он не так обрадовался этой мысли, но сказал мне продолжать в свободное время и сообщать ему всё, что я узнаю.
И в этот момент впервые заговорил сержант Ватсон:
— Это немецкое слово, да? Ну, тут только один немец.
— Мой дорогой Ватсон, — улыбнулся Отто Федерхут; ему первому представилась возможность произнести фразу, так соблазнительно трепетавшую
— Не-а, — сказал сержант, — совсем не… Эй! Что такое? Откуда вы знаете про моё сердце?
— Позвольте мне, — лениво прервал Ридгли. — На правой руке сержанта видны обширные, но почти полностью выцветшие пятна табачного пепла. Он поглощает ненормальное количество сладостей. Для мужчины его возраста, телосложения и профессии проблемы с сердцем служат наиболее вероятной причиной отказа от курения. Я верно проследил ваши дедукции, Федерхут?
— Вполне, Herr Ридгли.
Оба с притворной вежливостью раскланялись, доктор Боттомли слегка поаплодировал, а сержант в замешательстве нашёл убежище в очередном леденце.
В этот момент прибыли кофе и бутерброды.
— Не присядете с нами, миссис Хадсон? — спросила Морин. — В конце концов, вы тоже, знаете ли, в этом замешаны.
— Едва ли я думаю, что должна, благодарю вас, мисс О’Брин. В конце концов, знание того, как удержаться на своём месте, это, можно сказать, краеугольный камень домашнего успеха.
— Как мог бы сказать удалившийся лейтенант, — пророкотал доктор Боттомли, — «лошадиные перья!» Мрмфк. Ибо Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, когда убит один славный муж, и никто не предстал на суд. [54] Последняя строчка слабовата, но третья мне нравится. Садитесь, миссис Хадсон, а вы, лейтенант, приступайте к вопросам.
54
Переделка начала «Баллады о Востоке и Западе» Редьярда Киплинга.
— Не-ме-ле-на, — пробормотал Джексон сквозь бутерброд с ветчиной. — А теперь… — проговорил он уже отчётливее, отхлебнув кофе (который, по его оценке, сотворил чудо с миссис Хадсон), — а теперь я хотел бы показать вам некоторые другие улики и посмотреть, связаны ли и они с сагой о Холмсе. Сержант! Финч… — пояснил он, пока Ватсон приносил то, в чём все они узнали портфель Уорра, и извлекал его содержимое на стол, — Финч согласился оставить их здесь, на попечение Ватсона. Моё положение не позволяет оказывать мне такое доверие.
Улики лежали в следующем порядке — один белый конверт, пять зёрнышек апельсина, визитная карточка с закорючками, крошечный осколок стекла, узкий лоскут чёрной ткани и серия фотографий.
Для
— Об этом я немного знаю. Герр Федерхут сообщает мне, что она составлена шифром из рассказа о «Пляшущих человечках» и гласит: «Стивен Уорр, выстрел отменил тот договор».
— Момент, — проговорил австриец. — Могу я ещё раз взглянуть на эту карточку? Благодарю вас.
Он ещё раз изучил пляшущих человечков.
— Да, — задумчиво проговорил он. — Я подумал, что в памяти шевельнулась какая-то струна, и оказался прав.
— Что такое? Вы ошиблись в расшифровке?
— Нет. Дело не в этом. Просто, — повернулся он ко всей группе, — вы помните, что в оригинальном шифре из пляшущих человечков не было буквы «Ы». Слово «выстрел» требовало найти такую букву. Этот новый символ — человек на полпути к кувырку, опирающийся на одну руку. Не напоминает ли вам это…
— Конечно, напоминает, — тут же ответил доктор Боттомли. — Это подпись Дерринга Дрю.
— Дерринга Дрю? — озадачился лейтенант Джексон.
— Ваш брат, — подсказала Морин. — Великая роль Пола.
— Мой герой, — нерешительно пояснил Джонадаб Эванс. — Видите ли, когда достопочтенный Дерринг совершает какой-нибудь поистине выдающийся подвиг, он всегда оставляет на месте преступления пометку для сержанта-инспектора Пипскика. Он рисует человечка и пишет рядом с ним своё имя — вот так, — Джон О’Даб потянулся за листком бумаги и торопливо начертил:
— Хм, — Джексон сравнил рисунок с карточкой. — Да, это тот же значок, что и «Ы» в послании. Полагаю, человек, пытавшийся придумать новую фигурку, скорее всего…
— Вздор и чепуха, лейтенант, — прервал Боттомли. — Если вы пытаетесь обвинить Эванса, это чушь. Любой из нас мог подумать об этой фигурки — все мы читатели Дерринга Дрю. Как и любой посетитель любой библиотеки, не говоря уже о стаях видевших вашего брата в этой роли на экране.
— Возможно, — признал Джексон. — Но я тоже видел Пола в этой роли, и я не помню кувыркающегося человечка.
— В адаптации пришлось сделать некоторые правки, — произнёс мистер Вейнберг, стараясь не смотреть на Джона О’Даба.
— Понимаю. Но вернёмся к карточке. Федерхут, вы хотели мне кое-что рассказать и об этом имени. Талипес Риколетти для вас что-нибудь значит?
Полуозадаченное озарение осенило все пять лиц.
— Да, но только «Риколетти», — проговорил Федерхут. — Вы знаете, Herr Leutnant, сколько Ватсон упоминал неописанных им историй. «Второе пятно», полагаю, единственный эпизод, сперва упомянутый и лишь потом описанный.
— Хотя с любопытной путаницей во времени, — пожаловался доктор Боттомли, — и с полным забвением ролей, обещанных месье Дюбюку из парижской полиции и Фрицу фон Вальдбауму, известному специалисту из Данцига.
— И всё же, Herr Doktor, по крайней мере, оно было описано, а остальные остаются для мира тайной, и из них нет более увлекательного, чем то, что упомянуто в «Обряде дома Месгрейвов»: «полный отчёт о кривоногом Риколетти и его ужасной жене».
— Погодите, — запротестовал мистер Эванс, — а как насчёт «некоего политика, маяка и дрессированного баклана»?