Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
Он вообще ассоциировался у меня с паном. Эдаким вальяжным помещиком. Только поместье его было — кино. А вотчина — актеры. Или крепостные — актеры. И каждый мечтал стать его крепостным.
— Мельком. Я давно хотел встретиться с вами. Я считаю вас лучшим режиссером имперского кино сегодня. А «Белое солнце» — мой любимый фильм.
— Спасибо, спасибо, — слегка бабьим голосом говорит он и откусывает котлету. Жир брызгает на усы. — Дуся, где салфетки?! Мать этих кашеваров…
Ему немедленно
— Вы, судя по виду, не местный?
— Я из Америки.
— Чем занимаетесь?
— Пишу книжки.
— Сколько написали?
— Шесть, и моя заветная мечта…
— Какая?
— Чтобы вы сняли по одному из моих романов фильм.
Ардалион продолжал есть гарнир, картошку и овощи, — вилкой и ножом.
— Я понимаю, что все это мечты неисполнимые.
— Почему, все исполнимо. Просто я забит на год вперед.
— Я хотел подарить вам свои книги в любом случае. А также…
— С удовольствием прочту.
Он быстро заканчивал есть, допивая чай с конфетой.
— Что еще? Я иду снимать…
— Я написал книгу «5 интервью».
— Интересная книга. Толь мне показывал. С удовольствием почитаю.
— Я вам привез. Я хотел бы сделать интервью о всей вашей жизни в искусстве.
— Посмотрим, как со временем, позвоните мне в «Эос», и попробуем что-нибудь придумать сразу после Нового года.
Ардалион встал:
— Алексей, был рад… до встречи. — Панаев был статен и высок. Я пытался не пропустить ни одного движения.
И, совершенно отключившись от меня, еды, разговоров, шума, вступил на съемочную площадку. В другой мир, о котором я мог только мечтать.
Я воскликнул:
— Господин Панаев!..
— Какой там господин! Ардалион. «Господ» всех перестреляли в семнадцатом году.
— Я могу посмотреть, как вы снимаете?
— Посмотри.
— А могу я поснимать вас, когда вы снимаете их?
— Какой камерой?
— «Nikon».
— Поснимай.
И он продолжил свой режиссерский поход.
Толь подвел меня к камере и представил Асову:
— Это Алексей Сирин, писатель.
— Что-нибудь мы читали? — спросил с вежливым поклоном знаменитый Асов.
— Все выходило только в Америке. Первая книга у вас выйдет в следующем году.
— Так вы еще и американский писатель!..
Я невольно улыбнулся.
— А мы вот снимаем отечественное кино.
— Я ваш давний поклонник. Вы гениальный оператор!
— Спасибо, хоть вы, как свойственно писателям, преувеличиваете.
— А можно я посмотрю в объектив, как фокусируется камера?
— Конечно, — и он мне с величайшей готовностью предоставил объектив.
Я увидел в фокусе Панаева, который что-то показывал знаменитой актрисе Арине Курченко. После чего Асов
Я поблагодарил его и сфотографировал на память. Потом быстро отщелкал Панаева, одного, с оператором, с актерами, во время передвижения по съемочной площадке. Тридцать восемь кадров драгоценного дагерротипа — я всегда из пленки выжимал два лишних снимка. Сфотографировать Панаева была моя давняя мечта.
Пора уходить, в семь часов я встречался у киностудии с Ариной, а я все никак не мог покинуть съемочную площадку. Это был вбздух, которым я мечтал дышать. Я грезил прийти в кино через свои книги. А потом, набравшись уже техники, самому снимать. Я ушел по-английски, не прощаясь.
— Алешечка, а я одела для тебя новое платье, — и она распахнула приталенную шубу. Добрый десяток глаз обернулся на ее фигуру. Половина из них — узнали.
Оно обхватывало ее формы и облегало так, что я подумал: «А не…» Впрочем, в их клаустрофобических автомобилях это было невозможно…
Она села в машину на переднее сиденье и высоко забросила ногу на ногу.
Ты скучал по мне? Я могу сегодня остаться у тебя?
— Нет.
— Ты неправду говоришь. Я знаю, что ты меня хочешь.
— Это почему же?
— Потому что я хочу тебя! Положи руку вот сюда.
И она положила мою руку себе на бедро. Я почувствовал, как напряжено ее тело под платьем.
— Ты чувствуешь? — она лакомно улыбнулась.
— Я должен заехать на пару минут к маме.
— А там есть отдельная спальня?!
Мне понравилась ее непрямота. Или назовем это так — скромность. Впрочем, актрисы не могут быть скромными. Им нужно выходить на сцену. Там скромность не в цене. Скорее, наоборот, обесценена, каждый тянет одеяло на себя.
Она даже не спросила, что я делал на студии. Впрочем, она никогда не задавала вопросов, кроме банального «Как дела?». И по-моему, ее не очень интересовал ответ. Ей как можно скорее хотелось перейти из вертикального положения в горизонтальное. Она абсолютно этого не скрывала. И у нее хорошо получался переход. Едва войдя в квартиру, она бралась за мои бедра и больше их не отпускала, пока я не исторгался в ней до конца. Конца! Вдруг слезы текли по ее лицу.
— Что случилось? — тревожился я.
— Мне было классно, — сквозь прозрачные слезы говорила она. — Сделай еще раз так.
Я делал.
— И еще…
Я делал еще.
Я не надеялся увидеть ее когда-нибудь уставшей, да, честно, и не хотел.
Мы вошли в квартиру.
Она сняла черное шерстяное платье и бросила его в кресло.
— Арина, а кроме черного, существуют какие-либо еще цвета?
— Это сейчас самый модный.
— А можно один раз надеть что-нибудь «немодное»?