Диверсия без динамита
Шрифт:
ласковая воронка сна.
* **
Утром была станция молодого человека. За время пути он оброс бесцветной
раздражающей его щетиной, на остром носу тайные силы молодого организма
вытолкнули наружу болезненный и обидный прыщ, и выглядит молодой человек не
таким молодцом, как прежде. Поезд замедляет движение. Молодой человек
подчеркнуто вскользь кивает Анечке, жмет мужицкую руку старушки и первым
выгружается
встречающих, застегивает до конца «молнию» на куртке и, старательно обходя
рябые от ветра лужи, направляется к вокзалу. Она чего-то ждет, но молодой
человек так и не оглядывается. «Обиделся, выходит, — думает она. — Ну и пусть
обижается. Так я ему и побежала, нашел дуру. Но все равно говорит красиво и
даже очень. Врет, небось, нет, наверное, на свете этой самой любви».
С этими мыслями она решительно задергивает занавеску и начинает
помогать старушке собирать на стол — пора завтракать.
А молодой человек проходит по гулкому, как костел, вокзалу,
покупает в холодном буфете сигареты, и у него остается еще шесть копеек, как
раз на стакан чая. И, лениво изучая сонную публику, он прихлебывает из
стакана бледный чай, скверный и пустой.
Вот и все. Хотя может быть и было какое-то продолжение, но нам оно
неизвестно.
ЮБИЛЕЙ
Близился волнующий юбилей районного центра Гуляева. На празднование
125-летия ожидалось прибытие ответственной делегации из края во главе с самим
товарищем Горбатько, и в горкомовских коридорах царило нехорошее томление: в
воздухе попахивало оргвыводами и еще чем-то таким, от чего у Первого сердце
просило нитроглицерина, а измученный бессонницей мозг — снотворного.
«Хреиовость ситуации», как говорил Первый, усугубляло то обстоятельство, что
никаких исторических, не говоря уже о прочих, достопримечательностей в
городе-юбиляре не имелось. Бывшие в изобилии церкви в доказательство того,
что бога нет, порушили динамитом еще до формального роспуска Лиги Наций, а
культовый персонал в полемическом перехлесте атеистической пропаганды не
мудрствуя лукаво поставили к стенке.
Город был извилистый и пыльный, преобладал 6 нем хищнический частный
сектор, а народ жил прижимистый и тертый. Авангард промышленности составляли
текстильная фабрика, завод ЖБИ, тароремонтная мастерская и колбасное
предприятие, вонючее до удушья. Поезда стояли всего пять минут, а любимым
развлечением гуляевцев, как и сто лет назад, были «толкучка» и бытовое
пьянство. Центральный кинотеатр «Октябрь» наполнялся зрителями
шли индийские фильмы про коварство и любовь. На остальные ходили лишь
приезжие да живший поблизости учитель рисования местной десятилетки.
Асфальтировали город эпизодически и как-то нервно, отчего забота
местных властей о благоустройстве не оставляла на лице Гуляева долгих и
прочных следов. И до сих пор еще лошади оседлого цыгана Ермолаева ходили
яблоками перед крыльцом главного административного здания, доводя Первого
опять же до нервных срывов.
На заседании оргкомитета присутствовал весь актив.
— Ну, товарищи, чем ознаменовывать будем? — тоном инквизитора спросил
Первый, и щека его привычно задергалась.
— Предлагаем праздничный номер, — настойчиво улыбаясь, начал
редактор городской газеты «Гуляевские огни» Крынич. — На первой полосе
трудовые рапорты и очерк о хорошем человеке. К юбилею постараемся изыскать.
Дальше на развороте подборка «Ростки нового» и интервью с интересным
собеседником. Предлагаю вас, Альберт Дорофеевич.
— Меня не надо, — проявил скромность Первый и горько добавил, —
могут неправильно понять. Пятакова же за это сняли.
— На последней странице кривая роста благосостояния за отчетный
период и краеведческий очерк.
— Принимается, — удовлетворился Первый и сделал карандашиком в
бумагах. Потом нашел взглядом завотделом культуры. — Ну, а ты, Стоеросов, чем
обрадуешь?
Стоеросов поднялся и начал складно:
— В жизни много подлости и предательства, но искренни цветы и
музыка...
Первый аж крякнул и с пугающей мягкостью поинтересовался:
— А нельзя ли поконкретнее, товарищ Стаеросов?
— Я, Альберт Дорофеевич, предлагаю купить орган за 100 тысяч. Чтоб к юбилею
города, — воодушевленно пояснил Стоеросов и гордый сел.
— Какой еще орган? Зачем?! — поразился Первый, переставая даже на время
дергать щекой.
— Красиво, — потупился Стоеросов, чувствуя, что сморозил, но не понимая еще
что. — И звук хороший. Я в Риге слышал. И народ требует. Есть письма
трудящихся.
— Стоеросов! — предупредил Первый. Стоеросов понял, что промедление
увольнению подобно и заспешил:
— Планируем также торжественный концерт после торжественного заседания.
Пионеров с цветами из «Зе-ленстроя» запустим. Под звуки горна. Представление
— «Счастливое детство». В 20-00 театрализованное шествие с клоунами и
кордебалетом в бикини. Сейчас уже можно. Сошлюсь на статью по проблемам секса