Диверсия без динамита
Шрифт:
Нужно что-то срочно предпринимать», — и он решил обратиться к примеру
классиков.
Повалявшись с полчасика на диване, как это делал Марк Твен,
Пятимарский вдруг почувствовал зуд. «Творческий»,- обрадовался он и
проворно вскочил.
Но радость его оказалась преждевременной, по пестрой диванной обивке,
проворно перебирая тонкими ножками, в укрытие спешил разговевшийся клоп.
«Ушел, зараза»,- расстроился Пятимарский, почесывая пострадавшее место.
Он
Толстых, прежде чем сесть за письменный стол, укутывал голову полотенцем...
Когда он в импровизированной чалме вышел из ванны, Нюра слабо ойкнула
и принесла цитромон.
– Дура,— грустно сказал Пятимарский. — Это чтобы мысли не
разбегались, а ты...
Помаявшись так еще некоторое время, он с досадой сдернул полотенце.
«Остается последнее средство — кофе,— понял Пятимарский. — Другого выхода
нет. Сколько его Бальзак в свое время употреблял, подумать страшно. Только
потому, можно сказать, и выбился.
После пятой чашки Пятимарскому почудилось, что по комнате прошелся
легкокрылый Зефир. Откуда-то сверху послышались звончатые переборы седых
гуслей и хрустальный голос арфы. «Вот оно! Дождался», — догадался
Пятимарский, и бросился к столу...
К вечеру, счастливый и кроткий, он перебирал густо исписанные листы, то
и дело восклицая: «Ай да Пятимарокий! Ай да сукин сын! Это же надо чего
сотворил!» А после вывел в конце печатными буквами свой скромный псевдоним:
«Доброжелатель» и, старательно помусолив, запечатал конверт без обратного
адреса.
БЮРОКРАТ ГУЛЯЕВ, ИЛИ ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
(случай из жизни)
Бюрократ Гуляев прогуливался в целях оздоровления образа жизни в
окрестностях города Н. Это он всегда так перед сном. Чтобы румянец на щеках
пробивался, и давление шибко в голову не ударяло. Прогуливался он так,
прогуливался и в один темный прекрасный вечер допрогуливался. Идет ему
навстречу другой гражданин в черном фуфане, на голове кепка и достает из
кармана острейший нож марки «финка». Достает и говорит Гуляеву:
— А ну, едрена вошь, черт тебя подвинься, скидавай полупальтон! А не то
кишки к такой-то матери выпущу и ликвидирую, как прослойку.
И Гуляева за шкирку. А Гуляев говорит:
— Не выпускай мне кишки и не бери пальтишка, добрый человек. Я тебе
пригожусь.
— Как это ты мне пригодишься? — удивляется преступник, а сам пуговки на
полупальто не расстегивает и прямо с мясом.
— Я ведь добрый волшебник из сказки,— говорит Гуляев,— у меня волшебная
зажигалка есть.
— Не верю, — не верит преступник, но все-таки сомневается и говорит. —
А
— Загадывай любое желание, я тебе его исполню как по нотам с первого
предъявления. Да отпусти ты мое пальтишко, — говорит Гуляев, а сам свой
гардероб запахивает, чтобы брюхо не продуло.
— Хочу... — задумывается преступник, — хочу, чтобы у меня была тыща
рублев.
— Зажмуривай глаза, — командует Гуляев, — и считай до тридцати. А я
пока колдовать буду.
Преступник так и сделал. Досчитал до тридцати, открыл глаза, смотрит ими,
а Гуляева и нет. Утек, зараза. И в карманах как было, так и осталось. Шаром
покати.
А бюрократ Гуляев идет домой и радуется: «Пока люди в сказки верят, нам
жить еще можно».
НЕВЕЗУЧИЙ
...Трохимов, высаживая на своем огородике (0,08 га) раннюю (полшестого
утра) картошку, обнаружил в земле (гумусе) кованый сундучок с затейливыми
финтифлюшками. Перекрестясь, он сковырнул ржавую крышку, и огородик закачался
у него под кирзовыми сапогами. «И внукам хватит — (Паше и Мите)», — понял
Трохимов, быстренько заховал сундучок в погребе и никому ни гугу.
Три дня (с 26-го по 29) он предавался пьянству и алкоголизму, пел
песню «Катюша» (композитора Блантера на слова Исаковского) и давился слезами
от счастья. На четвертый день (30-го) Трохимов расслюнил глаза, опохмелился
(0,3 литра) и, завернув в носовой платок четыре камушка, отбыл на автобусе
(34-43 УТА) в областной центр. В городе (пересечение Коммунистической и Мира)
к нему подошли двое неизвестных (ранее судимые Скворцов А.И. и Штепа М.Ж.) и
спросили закурить.
Утром следующего дня Трохимов (труп) всплыл с ножичком в груди в
низовьях реки Светлая (у перекачки). Ни камешков, ни папирос при нем не
было...
– Слышь, мать, — вздрагивая от страшных видений, сообщил
Трохимов. — Не будем мы, однако, в этом году картошку сажать. Ну ее к черту.
Жена поджала губы и, чтобы сделать Трохимову больно, сказала:
– Все лежишь, как барсук. Иди хоть ведро мусорное вынеси. А то
второй день полное.
– Сейчас вынесу,— сделалось больно Трохимову.
– Покурю только, — и
он, скрипя диванными пружинами, перевернулся на свежий бок.
Продув папиросу, Трохимов пустил два колечка дыма - и радужные, как
бензин на воде, мечтания облаками поплыли в его голове.
…Трохимов, разогнав помойных котов, начал трясти мусорное ведро над
контейнером (инвентарный номер 104) и вдруг заметил странный мешок. Он
щелкнул зажигалкой (Ронхил) и пронзительная радость зажгись у него под