Диверсия без динамита

Ладченко Владимир Анатольевич

сердцем. Буковки на дерюге складывались в слова (существительные) «Госбанк

СССР». Откидав селедочные головки, Трохимов сунул в мешок трепетную руку, и

его прошибло слезой. Мешок был пуст...

…Расстроившись, Трохимов ввинтил в пепельницу окурок и, привычно

повздыхав в потолок о своей несложившейся судьбе, скоро заснул беспокойным,

вздрагивающим сном.

АНАНАС.

Где-то есть жаркие страны, где всегда солнце и вода синяя, а под ногами валяются

бананы,

кокосы, лимионы и прочий дефицит. Так горний воздух и загорелые девушки с прозрачным

дыханием и пахнущими амброй плечами. А кудрявые аполлоны ходят в ослепительных штанах,

закатанных на икры, потому что рядом прибой с сопутствующими брызгами, играют веселыми от

вина глазами и гортанно окликают отдыхающих женщин загадочным и волнующим словом

«аmоrе».

И когда тоска по неизведанному пропитывает все уголки моей закупоренной души и во сне я

шепчу: «Анабасис да Кунья, анабасис», мне становится совсем невмоготу, и кристаллизуется

решение. И вот я порчу отношения с родственниками, занимая у них деньги, стабильно хожу на

курсы чертовски легко запоминающегося и дьявольски быстро забывающегося певучего языка,

собираю характеристики, заполняю дотошные анкеты на 100 вопросов и молю бога, чтобы там не

узнали о моем легендарном дедушке, которого под горячую руку еще в далеком тридцать

третьем... Полгода мытарств и маленькой лжи, и вот нечаянная радость, меня включили. И я

покупаю красный учительский карандаш и начинаю зачеркивать в календарике дни до отъезда.

И вот я лежу в розовых плавках на золотом песочке, исходя потом от бьющего прямой наводкой

чужого солнца, и провожаю взглядом особо удивительных креолочек, мулаток и прочих граций. В

голове бессовестные мысли и радостная сумятица от прибоя и разноголосицы чаек. Море, как и

обещали открытки, восхитительное и синее, а уверенный мистраль напрягает белые паруса, и они

исчезают за затушеванной зноем линией горизонта. Я гарцую по пляжу, пью пахнущее прошлым

веком вино, фотографируюсь на фоне исторических развалин и завожу интернациональную

дружбу на основе полного интима с одним зайчиком из местной олигархии. А у зайчика такой

разрез глаз и такой разрез юбки, что просто ух, и она божится, что я у нее первая любовь на этой

неделе.

Так проносится половина срока, за ней тянется вторая. И я вдруг с растерянностью начинаю

замечать, что волшебный сон проходит. Вокруг дискриминация вперемешку с сегрегацией и

прочие антагонизмы. Для зайчика первая любовь оказывается не я, а деньги, которых мне

обменяли всего на тридцать два рубля. Мужчины же все поголовно картежники, жулики и

анашисты. На исторических развалинах меня укусила какая-то бяка

из кровососущих, и щека

сделалась вдвое проnbd прежней. Бананы стрянут в горле, и именно из-за них мой желудок

забастовал и половина валюты ушла на посещение туалетов. И тогда я говорю зайчику «аmore

flles»,что в переводе на наш значит «хорошего понемножку», сажусь на диету и делю

оставшиеся три доллара на оставшиеся пять дней. И я начинаю думать о том, что где-то

есть дальние страны, где пахнет печным дымом и березовыми вениками, где щеки дербанит

молодой морозец, но всегда можно погреться в очередях. Там женщины не требуют за свою

любовь денег, а просят только, чтобы ты не пил. И я покупаю на последнее красный карандаш,

чтобы зачеркивать им бесконечные дни до отъезда. И, о счастье, я, наконец возвращаюсь в

исходную точку «А».

Постепенно мои отношения с родственниками по мере возвращения денег приходят в норму,

и я вес реже и реже вспоминаю зайчика, и жизнь моя входит в свою колею.

И проходит год, и проходит другой. И я замечаю, что жизнь снова начинает тяготить меня и

хочется чего- нибудь такого. И опять я во сне шепчу «анабасис, анабасис», и все наверно

кончится тем, что я опять куплю красный карандаш...

Если вы, конечно, никому не расскажете про моего дедушку.

БЕЛАЯ ПТИЦА

Жил па свете один человек. Один - в смысле без жены, без родственников. Любовница не в

счет. Впрочем, у него и любовницы не было. Просто все думали, что она у него есть. И человек

поддерживал эту версию. Ему было стыдно, что у него, как не у людей, нет любовницы. Просто

ему никто не нравился, а та, что нравилась, была замужем и была счастлива. А с другими он не

мог даже в мыслях. Такие люди сейчас вымирают, но они есть. Теоретически. А практически их

нет. Во всяком случае, Госкомстат их не учитывает. И правильно, что не учитывает. Потому что я

таких людей больше не встречал. И, видимо, уже не встречу. И, наверно, слава богу, что не

встречу. После общения с такими экземплярами в душе начинаются непонятные перетрубации и

прочие сдвиги. И что-то мозжит, и томит мысль по большому счету. И приходится себя

одергивать, а иначе сомнут.

Поэтому я таких типов стараюсь не принимать всерьез. И действительно, чего они

выпендриваются? Будь попроще, как все. Женись законным браком. И чтоб все, как у людей: кукла

на капоте и поднос с деньгами. Не нравится? Милый. Ведь жена не любовница, чтобы нравиться.

Полсоюза так живут, и ничего, даже толстеют. А потом еще свадьбы золотые играют, и местные