Дневник. Том 1.

де Гонкур Эдмон

история — мертвые останки, не более. Другое дело — адюльтер

г-жи Сюлли; это уже относится к современному мне человече

ству, к моей эпохе, это трогает меня за живое. Чтобы прошлое

вызывало интерес, необходимо, чтобы оно волновало ваше

сердце, даже чувственность. Прошлое, затрагивающее только

разум, — мертвое прошлое.

3 октября.

< . . . > Д а , чтобы достичь чего-либо, необходимо быть чело

веком посредственным и услужливым, уметь раболепствовать в

искусстве

совершенно так же, как в жизни: вовремя поддержать

при выходе из кареты, подать шляпу и т. д. И делать все это не

из вежливости, а единственно из подобострастия. Путь к успеху

при правительствах, держащихся на раболепии, лежит через

прихожую. <...>

Самая значительная черта характера нынешних писате

лей, — если только можно здесь говорить о характере, — это тру

сость, трусость перед теми, кто пользуется успехом, перед пра

вительством, перед ударом шпаги.

Воскресенье, 6 октября.

<...> Человек, подобный Лувелю или Беккеру, есть крайнее

и отважнейшее выражение идей своего времени. Цареубий

ство — это пароксизм общественного мнения. Нет деяния, кото

рое более сильно выразило бы душу своей нации, своей эпохи;

это страсть человеческого множества, сконцентрированная в

руке одного человека. Это безличный убийца.

< . . . > Бальзак, быть может, не столько великий анатом че

ловеческой души, сколько великий художник интерьеров. Порой

320

А. Мюрже. Фотография

«Богема». Рисунок Жане

«Флобер, вскрывающий Эмму Бовари».

Карикатура Лемо

Золя и Бальзак.

Карикатура А. Жилля (1878 г.)

мне кажется, что он пристальнее наблюдал меблировку, нежели

характеры.

Прелестный тип для комедии, этот господин, о котором да

веча мне рассказывали: ему уже чуть ли не шестьдесят, вечно

он черт знает где путешествует, вдруг на два года отправляется

в Китай, бросая

одних больную жену и дочь, а в ответ на все их

сетования заявляет: «Ах, есть ли большее счастье, чем вер

нуться во Францию, чтобы обнять своих близких!»

Луи говорит: «Ведь сам я совсем не честолюбив. Все это я

делаю только ради моих родителей». Очаровательное ханже

ство! Он хочет выгодно жениться, он строит козни, он всюду

втирается, он норовит пролезть на выборах — и все это ради

своих родителей, только ради них... Ну, до чего хороший сын!

8 октября.

Ты переступаешь порог дома — и вдруг понимаешь: это дом,

о котором ты всю жизнь мечтал, — и вот ты ходишь по нему,

сидишь в нем, касаешься его стен — все это наяву! Именно та

кую мастерскую ты видел в своих мечтах, именно таким пред

ставлял себе свой сад, — словом, ты внезапно оказываешься в

своем доме, а потом приходится уйти из него, — и, вероятно, на

всегда; все это случилось со мной сегодня у г-жи Констан, ко

гда я зашел к ней на улицу Роше, № 67, поблагодарить за

напечатанную в «Тан» ее статью *. Дом этот так и стоит у меня

перед глазами, он словно отпечатался в моем мозгу. Ничего в

жизни еще не желал я так пламенно!

Вот так (во всяком случае, по моим представлениям) бывает

и с любовью. Ты входишь куда-нибудь, видишь женщину и

вдруг понимаешь: она! «Другой такой я уже не встречу, эта —

единственная, неповторимая. Вот она, моя мечта — живая, об

ретенная!» Ну, а потом, с женщиной нередко получается то же,

что с домом, — она принадлежит другому.

В наши дни в литературных кругах то и дело говорят о ком-

нибудь: он развратник, — и так просто, как если бы говорили:

он лысый. И, по-видимому, в этом но находят ничего позорного.

По возвращении из Круасси.

Прийти вечером с охоты вконец измученным, хорошенько на

питься, свалиться в постель, отупев от усталости, и дать опьяне-

21 Э. и Ж. де Гонкур, т. 1

321

нию постепенно убаюкать тебя, — вот, вероятно, самая большая

радость, какую бог дозволил испытать человеку.

10 октября.

За столом, — у нас обедали сегодня Сен-Виктор и Шарль

Эдмон с женой, — разговор зашел о театре Буфф, этом великом

ничтожестве, этом «Фигаро» театрального мира; о значении,

которое он приобретает, об интересе, который он возбуждает

все больше, о кругах, с которыми он связан, — здесь и Жокей-

клуб, и милашки, и проч. Злачное место «хорошего тона», цар

ство юбок выше колен, гривуазных мотивов и пошлой отсебя

тины Дезире; бонбоньерка, набитая игривыми куплетами и

биде, украшенная при входе фотографиями полуобнаженных