Дневник. Том 1.

де Гонкур Эдмон

век, по-видимому, негодяй, на наших глазах попиравший до

стоинство литературы, этот беззастенчивый делец, снискал

наше расположение и почти оправдание, потому что у него

есть такая дочь, как г-жа Жувен, по характеру — настоящий

мужчина, юноша, словно недаром названная Бланкой *, — не

достатки отца искупаются свободолюбием, искренностью, чи

стотой и порядочностью этой женщины, которая в то же вре

мя — славный малый и честный человек.

Жизор, 5

сентября.

< . . . > В своей книге авторы должны уподобиться полиции:

они должны быть всюду, но никогда не показываться на глаза.

23 сентября.

Клоден сообщил нам, что в «Монитере» не решаются дать

оценку «Истории Марии-Антуанетты». Запросили даже мини

стра, который велел подождать. Теперь я понимаю, почему

Сент-Бев, до последнего времени откликавшийся на все наши

работы, сейчас отмалчивается: он ожидает приказания свыше

и боится себя скомпрометировать.

Бар-на-Сене, 26 сентября.

Сбор винограда. Каменистый косогор, поднимающийся к

безжалостно синему небу, весь серо-лиловый: жемчужно-серый

на свету, а в тени лиловый от цветов вереска. Повсюду склон

утыкан жердями, сверкающими на солнце, как копья; у осно

вания их, под прикрытием нескольких сморщенных пунцовых

листьев, свернувшихся, как змеи, поблескивают гроздья вино

града, словно черные жемчужины.

На узенькой тропинке у подошвы холма, за причудливо

изогнутой изгородью, — гулкий перестук деревянных башма

ков: сборщица винограда мелькает яркой белизной своей со

рочки сквозь дыры изгороди; а вот видно, как она одной рукой

надвигает на глаза соломенную шляпу. Там и сям несколько

178

мужчин, то спускаясь, то поднимаясь, несут на себе большие

корзины, вытянув вперед шею и свободно опустив руки. По

всюду вокруг и там, внизу, где только виднеются красные, го

лубые, белые точки, женские фигуры наклоняются к земле,

так что еще выше всползает подол крупноскладчатой юбки.

Все говорит, шумит, напевает, смеется. Слова, песенки, шутли

вые перепалки звенят в воздухе, как голос самого опьянения,

на который издали откликается рукоплесканиями стук и гул

молотков, ударяющих по пустым бочкам. Сбор винограда, на

ступающий после жатвы, — это как бы сладкая закуска после

сельских трудов.

Под навесом из серых балок, цвета горшечной глины, около

бочек, выстроенных в ряд на покатом настиле, я вдыхаю воз

дух, пьяный от запаха бродящего винограда, смотрю, как во

круг

снуют отяжелевшие пчелы, и слушаю, как вино вытекает,

капля за каплей, из кранов, образуя в углублении желоба крас

ный ручеек, покрытый розовой пеной, напоминающей взбитый

розовый крем.

Я слышу, как приглушенно шумит эта струйка, как, сбе

жав, она ударяется о чан, отрывисто, словно икота пьяницы.

Я слышу непрерывное бульканье в деревянных кранах с розо

вой каплей на конце, в которой рубином светится солнце.

И близ этой вереницы кранов, протянутых вперед, как дере

вянные руки, я сижу на давленом винограде, который станет

когда-нибудь вином, и чувствую броженье, кипенье моей мысли,

и с карандашом в руке выдавливаю сок для своей книги.

Кабинет нашего родственника. На окне никаких занавесок,

только белая, без всякой оторочки коленкоровая штора на ме

таллическом пруте. Слева, в рамке из палисандрового дерева,

портрет Жерд и. Направо, напротив камина, всю панель зани

мают полки с книгами, огибая сверху дверь, вделанную в па

нель; они образуют что-то вроде большого библиотечного

шкафа, переходя внизу в закрытый шкаф из простого дерева,

выкрашенного под орех,— там хранятся документы на право

владения имуществом. Книги — добродетельный Андрие, Дюси,

Курье, «Происхождение религий» Дюпюи, один номер «Бюл

летеня законодательных постановлений» и т. п. Книжные

полки немного не доходят до панели, что напротив двери: она за

ложена «Насьоналем» за 1840 год, связанным в пачки. Впе

реди — высокий пюпитр для скрипача.

Напротив камина висят на стене два больших плана:

один — на палке, придерживаемый снизу деревянной рей-

12*

179

кой, — это план области Беранри и Бекассьер; другой — Ван-

дёвра. Над ними, в деревянных рамочках, портреты Дюпена,

Бенжамена Констана, Манюэля; между ними — пара седель

ных пистолетов в футлярах из зеленой саржи, упирающиеся

в потолок. Там видны бумажные обои, разрисованные ядовито-

зелеными и оранжево-желтыми ананасами, — словно их изоб

разили лишь по рассказам путешественников, — в рамках из

каштанового дерева.

Посредине противоположной панели, на каминной доске,

расписанной под мрамор, стоят часы орехового дерева с цифер

блатом от простых извозчичьих часов. По одну сторону — банка

с вишневой настойкой, прикрытая куском бумаги, а поверх

него — старым абажуром, и еще банка — со сливовой настой