Дни мародёров
Шрифт:
Что же... мамы здесь нет!
Питер начал переодеваться, но процесс затянулся.
Во-первых, оказывается это так круто, когда у тебя нет живота. Такая легкость!
Питеру показалось, что он мог бы пробежать милю и совсем не устать.
Во-вторых, у него была куча шрамов. Вроде и небольших, но у Питера и таких не было.
Ого! А на спине какой!
Круто.
Кстати...
Помедлив и оглянувшись на дверь, он стащил трусы. То есть они сами упали вместе с брюками, когда Питер разжал руки.
Ну ничего себе!
Приступ зависти был похож на удар
Ему и мечтать не приходилось о таких размерах! Неужели и так бывает?
Он попрыгал, повертелся, потом подошел к зеркалу, рассматривая себя со всех сторон.
Вот оно значит как, когда у тебя большой?
Питер попробовал на вес и подумал, что было бы здорово... но потом его передернуло от отвращения, когда он осознал, что это не его тело! А тело Сириуса! И член Сириуса!
Передернувшись от гадливости, Питер бросился в уборную, чтобы вымыть руки, но перецепился через собственные спущенные брюки и повалился на свою кровать.
Когда с переодеваниями было покончено, он с третьей попытки, но всё же решился выйти из спальни.
В гостиной его ожидал сюрприз.
Девчонки.
Черт возьми! Они ещё никогда не смотрели на Питера так! Едва он показался на лестнице, едва спустился вниз, они все вцепились в него своими взглядами! Они как будто просили: ну заговори со мной! Ну посмотри на меня! Подойди ко мне, я здесь!
Он попал в рай!
Питер подумал, как было бы здорово броситься ко всем сразу и... вспомнил, что у него есть дело.
Он осмотрел людную гостиную.
Нужная девчонка сидела за одним столом с Лили и делала уроки под лампой.
Питер двинулся было к ним, но тут словно из-под земли перед ним выросла какая-то мелкая четверокурсница. Кажется её звали Джейн. Или Джинни. Или Джейми. В общем, как-то так.
— Привет, Сириус! Говорят, ты разбираешься в трансфигурации. Не поможешь мне с межвидовой трансфигурацией? Мне нужно превратить цесарку в морскую свинку.
Она так переживала, что у неё дрожал голос. Девчонка переживала, разговаривая с ним.
Питер ошалело уставился на неё. Веснушчатый нос, зеленые глаза, волосы какого-то неопределенно-светлого цвета.
Обыкновенная. Но симпатичная. А Сириус бы и не взглянул. Сириус выбирает особенных девушек, таких как Блэйк или Хлоя.
— Отвяжись, — вяло обронил он, пытаясь копировать манеру Сириуса и пошел в гостиную.
Девочка осталась позади — кажется разревелась. Разревелась, потому что блестящий и великолепный Сириус Блэк её отверг.
Нет, не Сириус.
Питер.
Он подошел к столу.
Лили мельком улыбнулась ему, а её соседка сначала осторожно стрельнула в сторону Питера взглядом, а потом подняла голову.
Он был готов к тому, что она прогонит его. Или посмотрит на него, как на пустое место.
Может всё дело было в лампе. Но когда девушка подняла голову, в её глазах как будто зажегся мягкий, едва заметный свет.
Он-то и придал Питеру сил.
Потому что никогда девчонки не смотрели на него так.
Ремус сидел в Визжащей хижине и готовился.
Непривычно и жутковато было сидеть там в одиночестве и тишине, один на один с ударами
В какой-то момент боль стала такой сильной, что он все же потерял сознание...
Обнаружил себя уже на полу. Нос щипал острый запах собственного пота, теперь звериного и гадкого, а привычные руки-ноги и прямая спина оказались заточены в теле другой формы, другой тяжести и другой длины. Впрочем, едва Ремус поднялся и прошелся, как растянул и разносил новое тело, как пару узких ботинок.
Но тело — это одно. А вот его возможности — совсем другое, и к ним не так-то просто было привыкнуть. Сверхнюх. Сверхзрение. Сверхслух. Он мог слышать, как на первом этаже мышь пробирается по тоннелю в стене. Принюхавшись, он мог различить в пыли запах крошечного теплокровного тельца и даже с закрытыми глазами смог бы ее поймать.
В окно смотрелась полная луна...
Он видел ее второй раз в жизни. Волчьи глаза придавали ей особенное очарование, недоступное человеку. Для молодого оборотня луна — что ель для ребенка рождественским утром.
Ремус выбрался из хижины и потрусил из деревни в сторону черных еловых пик и корявых полуголых деревьев.
Округа купалась в лунном молоке.
Хоть он и храбрился, но сердце все равно заходилось от страха — охотники уже вернулись из деревни на территорию школы, он видел их по пути в Хижину на закате.
Они уже были где-то неподалеку. Быть может, повсюду. И в любую минуту в него могла вонзиться стрела. В любой момент.
— Стой.
Звук знакомого голоса прошил Ремуса похлеще любой стрелы.
Он замер, как вкопанный, вглядываясь в темноту между деревьями.
Валери вышла вперед.
Она держала его на прицеле.
Учительская мантия исчезла, на ее место пришла мантия Охотника.
— Иди.
Он пошел вперед.
Он не боялся.
Даже сейчас, когда он стоял на четырех лапах, они были примерно одного роста...
— Стой! — вдруг рявкнула она, и Ремус замер, слегка озадаченный.
Она опустила лук.
— Невероятно... — прошептала охотница, глядя на Ремуса во все глаза. Губы ее дрогнули, а затем она улыбнулась — не едко, не ядовито, а по-настоящему и как-то по-детски радостно, очень непривычно. — Это невероятно. Ты понимаешь меня? Слышишь? Ты можешь мне ответить?
Он поднял голову и опустил. Кивнул.
Едва слышно заскулил.
Валери расхохоталась.
Если бы Ремус мог улыбаться, он бы улыбнулся ей в ответ. Он подошел совсем близко — изумление и недоверие в ее лице причудливо смешались с отвращением, и Валери невольно попятилась.