Дни мародёров
Шрифт:
«Хотя почему поломал?» — думал он, глядя, как свет керосиновой лампы, освещавшей хижине, плещется в зеленоватом тумане зелья. «Может быть он прав. Это не он сделал нас такими. Это люди. Они сами виноваты. Оборотень кусает, потому что такова его суть. Если бы волшебники лучше относились к таким, как я, нам бы не пришлось прятаться. Мы могли бы жить на равных. Но нас загнали в горы, хотя мы сильнее и можем взять то, что принадлежит нам по праву — нашу свободу и право быть теми, кто мы есть…»
Он стиснул пузырек в руке и вышел из хижины, намереваясь разыскать Валери. План созрел в его голове,
Разделить зелье между детьми. Показать им, что представляет из себя колония Сивого в лунном свете. Дать им возможность выбора.
— Вы не видели Иону? — спрашивал он, то у одних, то у других. В центре лагеря готовили место для совместного, публичного превращения. Проходя мимо хижин, Ремус видел, как матери привязывают детей к столбам, увещевая, а дети смотрят на них и доверчиво кивают.
— Ты не видела Иону? — спросил он, разыскав в полевой кухне Луну, но и Луна её не видела.
Валери словно испарилась.
Он остановился на центральной площади лагеря, недалеко от кухни и потеряно оглянулся, почесывая волосы.
— Потерял свою Мамочку, Люпин? — вежливо поинтересовался Лука, проходя мимо и больно толкая его плечом.
— Не твое дело! — огрызнулся Ремус. Вообще-то он дал себе слово, что не будет лишний раз конфликтовать с Лукой, раз уж у того итак с головой не всё в порядке, но сейчас не смог сдержаться. Злость, осевшая на самом дне, всколыхнулась.
— Ох-хо-хо, а может быть и моё! — витиевато изрек Лука, разглядывая свои ногти. — Может быть я знаю, куда она пошла?
— Куда? — рывком обернулся Ремус.
Лука откинул голову назад, глядя на Ремуса с видимым превосходством.
— Не скажу. Может мне надоело видеть, как она позорит себя, путаясь с тобой.
Ремус вернулся к нему, подрагивая от плохо скрываемого бешенства.
— Слушай, что тебе от меня надо? — сдавленно произнес он, напирая на Луку так, словно хотел втоптать его и пройтись сверху. Лука отступил на пару шагов, но лицо его оставалось таким же ехидным и язвительным. — Какого черта ты до меня доебался?
— Да ничего, — Сивый-младший вдруг напустил на себя ужасно озабоченный вид. — Понимаешь, меня просто ужасно бесит это: ты явился сюда, на чужую территорию, отказываешься от честного поединка за право быть здесь, — Лука вдруг пихнул его в грудь, а не успел ошалевший Ремус прийти в себя от такой наглости, повторил. В голове Люпина застучали барабаны. — Ты здесь ещё никто и ничто, Люпин, а уже присмотрел себе самку, — нежно промолвил он. — Нет, я понимаю, что происходит. Она своего щенка потеряла, замену нашла, нового щенка притащила, а то, что она этого щенка ещё и трахает в лесу, тайком, ну так это нормально, у неё же вообще с головой не в порядке. Но ты-то… мог бы присмотреть себе кого-нибудь поинтереснее, — кожа на его покалеченном носу собралась складками, когда он оскалился — это было последнее, что Ремус хорошо запомнил, балансируя на границе терпения и безумия. —…чем старая шлюха.
Маленькая неприметная могилка находилась на небольшом отдалении от городского кладбища. Жители отказались хоронить Бо на своей земле.
За витиеватой, поросшей плющом оградой стояли пышные памятники и мавзолеи,
В лагерь вернулась на закате и сразу почувствовала, что там что-то не так. Что-то происходило на главной площади, все шли туда, дети так вообще бежали с прискоком и Валери прибавила шаг, вслушиваясь в шум и крики впереди.
А затем побежала.
На небольшом свободном пятачке, окруженном радостной, жадной до крови толпой, два обезумевших молодых волка в человеческих телах рвали друг друга на части. Они схватывались так, словно сейчас, вот-вот один оторвет другому голову, расцеплялись, скалились, напряжение лопалось за секунды и публика в ужасе и восторге расступалась, когда они схватывались. А потом кричала и подбадривала дерущихся, жадно улыбаясь и требуя больше, больше, больше крови.
Длинные волосы Луки растрепались, испачкались, у него была разбита губа и когда он скалился, видно было розовые, почти красные зубы. Кровь капала и с руки, видневшейся в разорванном рукаве.
Он прошелся по кругу, мягко переступая кривыми тощими ногами. И Валери увидела его противника. Темно-синий свитер, в котором Люпин частенько сидел в холодной школьной библиотеке, был разорван от самого воротника, обнажая шею, плечо и грудь, рассеченные когтями Луки, волосы его слиплись от пота и крови. Лицо, белое, окровавленное, горело звериным бешенством.
Растопырив руки, Лука прошелся вокруг него, гадко смеясь и точно так же тараща на него свой единственный глаз, а потом бросился на противника намереваясь повалить на землю. А противник, Люпин, правильный, вежливый и спокойный тихоня Ремус Люпин огласил лагерь утробным, клокочущим рычанием, тараща безумные глаза и вцепился в Луку в ответ, изо всех сил упираясь ногами в снег.
Со стороны можно было подумать, будто эти двое горячо обнимаются. Пару секунд они упирались друг в друга, пытаясь подавить силой, а затем ненависть судорожно прорывалась, руки наносили ужасающие удары, ноги соскальзывали и казалось — ну вот, сейчас один добьет другого! И они расцеплялись, запугивая друг друга оскалом.
Сивый наблюдал за поединком с совершенно спокойным, серьезным выражением, вокруг него стояла свита, побежденная Лукой. Никто не сомневался в итоге боя.
— Какого черта, что произошло? — Валери разыскала в толпе Грума. Бородач стоял в первом ряду и посмеивался, скрестив на могучей груди руки. Для пожилых воинов такое зрелище было скорее детской забавой, чем поединком не на жизнь, а на смерть.
— А ты не видишь? Бой за территорию, песочницу нашу не поделили! — и он засмеялся, довольный собственным остроумием. В этот же миг толпа радостно взревела — противники повалились на землю и запутывались на ней в смертельный узел, явно ничего и никого не замечая. Греко-римская борьба со смертельным исходом…
Валери подалась вперед.
— Не на-адо! — протянул Грум, мягко отстраняя её. — Как ты потом мальцу в глаза смотреть будешь, если влезешь в такой-то момент, это ж главное событие в жизни каждого волчонка! Не мешай!