Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ

Кремпа Анна

– Не просто будет сделать из тебя художника, братик. – Сложив губы в розовый бутон своей улыбкой, Эдви кладёт ладонь на тот альбом, что вручил мне. Он открывать мне его помогает и крепко сжать просит, чтобы странички не убежали от этой ослабшей бдительности. – Хорошо. А теперь скажи, как ты себя чувствуешь. А не то, что ты ощущаешь из-за остальных.

– Гнев.

– Тебя что-то сильно злит?

– Я не хочу причинять несчастья, но папа сказал, что гентас не оставляют нам выбора. Я не хочу лишать покоя даже одну семью, не то, что целые поселения. Можно ли изменить это всё одними мирными намерениями?

– Знать

бы мне, рассказал бы точно, но всё чего-то или кого-то стоит. Отказываешься от одного, получаешь другое – выбираешь свой путь. И тут твоё право решить, как лучше. Пока это право отца, ведь он решает судьбу восстания против гентас, но всё имеет значение. Наша роль здесь мала, но не малозначительна. Так кстати мама говорит о своих картинах, если ты не забыл. – Её слова ворвались мне воспоминаниями, я видел её кисть, медленно целующую полотно холста, и представлял, в каких чудесных местах по всему свету висят её работы, ведь к нам часто приезжали путешествующие торговцы. Это была правда, влияние картин на представление людей мира всегда имело свою небольшую роль. – Так ты придумал, что нарисуешь, Ботта?

– Конечно, – вдруг говорю, обозначая свою готовность, сам того сразу не понимая. Идея пришла вместе со словами. – Я определённо знаю, что надо нарисовать.

Я водил карандашом по бумаге минут пять. Всё это время брат как бы нарочно старался не подглядывать, чтобы потом удивиться тем, на что меня подбил. А ведь было чему! Сам я достаточно гневно нажимал на бумагу, так, что следы от моего штриха явно останутся и на нескольких последующих страницах. Я сдерживал свою злость, сдерживал всё то, что на самом деле хотела запечатлеть моя рука, но даже то, что появлялось сейчас на блокноте, было таким же мрачным и прямым, как сама моя внутренняя ярость. Закончив, я ставлю подпись и передаю альбом Эдвине, с улыбкой выхватывающем поскорей мою работу, не зная, что конкретно ему предстояло увидеть.

В момент улыбка его спадает, удивлённый рот закрывается, а по сведённым бровям можно было понять, что братик просто не понимает, что и зачем я нарисовал в таких тёмных проявлениях.

– А… Кто это?

– Человек-ворон, предрекающий смерть.

– Это лекарь?

– Он скорее разведчик. Я нарисовал болезнь, что окутывает его плечи, но не заражает его самого. Видишь вот эту призрачную дымку?

– Зачем ты это нарисовал?..

– Это моё внутреннее желание. Чтобы негодяи умерли сами, один за другим.

Покачав головой от шока, Эдви убирает альбом в сумку, подсаживается ближе и утыкается мне в грудь лицом, нервно туда закричав. Звук вибрацией проходит по моему телу, потому я схватываю брата за локти, отстраняя его от себя, ведь он в добавок принялся щекотать мне бока.

– Эй, чего делаешь? – я улыбался и даже немного дал слабины, от щекотки, но тут же получил пощёчину от того, кого отстранил от себя и держал насильно. – Эдвине… – Он ударил меня ещё раз, он мягко бил своими маленькими ладошками, но делал это со всем злостным порывом, что имел внутри себя. Лишь этот смерч успокоился, ведь я схватил его за кисти и держал, как брат начал пинать меня ногами, выбешивая ещё больше. – Перестань меня тумасить, что я тебе сделал?!

– Как ты только смеешь, Теновер Ботхелм, желать смерти другим людям?! Как ты смеешь сдаваться? Я выбью из тебя всю эту дурь! – он пытается дать мне по рёбрам ногой, но я скручиваю его руки, переворачиваю его,

да сажусь сверху, держа насильно, пока он дёргается и рычит на меня изо всех сил, какой я негодяй и как смею вообще такое в себе держать. Мне ему нечего было ответить, ведь всё правильно он говорил, потому я просто прижал его к земле в надежде, что он успокоится. И вот, когда я ослабил своё внимание, Эдви скинул меня с себя в бок, подобрался, пока я осознавал произошедшее, схватил за руки и со всей яростью откинул с берега прямо в воды источника. Я упал на колени, разодрав их, да опустился на каменный берег руками, приняв всплески воды прямо в лицо. – Не смей затыкать и меня! Я не позволю твоим чувствам съедать тебя изнутри! Перестань бояться быть собой, Ботта! Делай, что должен, стань ты уже наконец-то честен со мной! Ты не представляешь, как мне обидно сейчас. Я так стараюсь тебе помочь, а что делаешь ты? И дальше закрываешься от меня.

Мне было больно в коленях, однако, больнее всего мне сейчас было внутри. Он ведь так прав, так прав! Но что мне делать, неужели в своём страхе признаться?

– Мы теперь товарищи! – всё не умолкает от гневности Эдви. – Я буду с тобой воевать, ты это до сих пор не осознал?! Ботта, как ты можешь… – Я резко подскакиваю, плевать хотел, что лишь больше промокаю одежду, да кидаюсь на него, чтобы толкнуть. Эдвине же определяет мою затею и схватывает меня за руки, не позволяя себя уронить. Я пользуюсь моментом и отворачиваю его в другую сторону, ловко вжав в дерево. Брат издаёт хриплый звук от удара спиной, зажмуривается, но не отпускает моих кистей, больно на них давя.

– Как ты не понимаешь, что мне теперь только хуже?! Зная, насколько ты наивный… Я-я просто не хочу потерять тебя в бою! Ты же сразу, ты же в первый же день попадёшь в опасность! Я не смогу быть спокоен и собран, да что до тебя, я ведь даже себя не смогу защитить!

Всё продолжал кричать это в дерево, рядом с его ухом, чтобы не пугаться его больших голубых глаз, сейчас явно полных злости в мою сторону. Я не хотел смотреть на него такого, злого именно на меня. Чем я заслужил только эту драку?

Звуки природы утихли, всё внимало нам, нашему безумству. Эдви отпустил мои руки, он обмяк, но приступ обиды взял над этим верх и, схватив меня за ворот футболки, он резко высвободился. Всё его тело дрожало, я мог это чувствовать. А теперь, не сдерживаемый в своих эмоциях, Эдви присел на корточки и уставился в землю взглядом.

– Что ты делаешь?.. – Его вопрос страхом пробежал по мне, он вселился в меня и эхом отзывался в голове, как наказание за неверный поступок. – Почему ты не веришь в меня? – брат медленно поднялся, выставил белый ряд зубов напоказ в оскале, в эмоции, полной отчаяния. – Неужели я так плох? Неужели все мои попытки быть хорошим другом и братом ничего не стоят?! Я бы не спрашивал, не кричи ты на меня сейчас…

– Эдвине, конечно… Конечно, стоят. И как напарника мне никого лучше нет. Но я должен убедиться, что ты готов, что натренирован себя защищать.

– Тебе слова безразличны. Любой мой ответ не важен сейчас, и я могу понять это. Тогда возьми с меня слово, что больше защищать тебе меня не придётся.

– Я не могу это принять, но… У меня больше не осталось выбора. Ты сам решаешь, каков твой путь. Жаль, что не получилось почитать… Отправимся домой?

– Положись на меня, брат. Теперь мы тренируемся вместе – книги в этом не решают ничего.