Дом Ветра
Шрифт:
Фрэнк часто погуливал налево, и Виктор никак не мог понять такое, но его жена, похоже, этого не видела или делала вид, что не видела (это при том, что весь Антрим шептался). Наверное, в этом плане он пошел в отца, такого же гулену, яблоко от яблони недалеко падает.
Второй сын женился на Аманде, Дэвид даже по этому поводу придумал стишок из-за схожести их имен. Но год назад произошло то, что Диана бы посчитала божьей карой за хвастливость: Адам разбился на машине, а его жена через полгода слегла и умерла, оставив сиротой двухлетнюю Луизу, и девочку пришлось забрать Фрэнку, чтобы вырастить, как собственную дочь. Руфус постоянно спрашивал Виктора, как живут его дети, но тот отвечал: «Все как нельзя лучше».
Они все так же были соперниками, все теми подростками, которые выясняли,
Так внуки Виктора подружились с внуками Руфуса, они носились, как угорелые, по бескрайним полям, в серебристой глади воды искали морское чудовище, лазили в сады и воровали ягоды. Позже к их играм присоединился Джейк Дэвидсон. Бетти любила вместе с ним ходить к его матери, где ее угощали вкусными пирогами и наливали ирландского пива. Саманта Дэвидсон, или, как она просила себя называть, Сэм, одна растила сына. Ему было десять, но рассуждал он, как взрослые люди. Гарри и Джейк быстро сдружились, а позже к ним присоединился Дэвид.
Бетти обожала Джейка, он таскал ее везде с собой, она благодарно слушала и верила. Он был из тех людей, которые всегда открыты и всегда для всех доступны. Они резвились, как щенята, среди пахучих трав, и их тянуло друг к другу, как магнитом. Спустя много лет этот магнетизм между ними сыграет злую шутку и сделает больно любящим их людям.
Ирландия казалась им волшебной, они ненасытно слышали рассказы о древних преданиях этой земли, носясь по замку, пугая слуг, а потом засыпая в одной большой постели. Утром слуги ругались, Эдвард отчитывал их, и все повторялось. Первое лето прошло в играх, они беззаботно порхали, словно бабочки, среди цветов. Но листья стали беззвучно облетать, и чистое небо потемнело: наступала осень. Пришлось возвращаться в Лондон к прежней жизни.
***
Зима 1961.
Элеонора вышла на террасу посмотреть на закат. Эдит возилась с Викторией, уча ее хорошим манерам. Нэлл больше не ощущала свою дочь своей дочерью. Она давно перестала быть ею, наверное, в тот день, когда женщина потеряла ребенка. Больше никогда они не будут близки, отдаляясь с каждым годом. Элеонора запахнула пальто и дрогнула, когда вдали увидела процессию. Работники несли на носилках кого-то, свисала одна рука, и она поняла: это Онор.
— О Боже... — прошептала она, прислонившись щекой к колонне, закрывая глаза.
— Мадам Дю Салль...
Онор Дю Салль умер от сердечного приступа во время обхода своих владений. Так, в двадцать семь лет Элеонора стала вдовой, она уже давно не верила в любовь, разочаровалась в ней и считала ее чем-то ненужным. Ей от мужа, кроме памяти, не досталось ровным счетом ничего. Похоронив его, Нэлл показалось, что она сняла с себя кандалы, приковывающие крепко к той жизни, которой она не жила. Она снова окунулась с головой в лондонскую атмосферу, с жадностью глотая воздух свободы. Эдит же выводило из себя поведения невестки, будто бы потеря мужа для нее ничего не значила, но для нее любовь прошла так давно, что смерть Онора стала чем-то естественным. Они много ругались, и частенько ей приходилось запираться в спальне, избегая домогательств мужа. Тогда секс был для нее чем-то грязным и развратным, и он уходил в другие места, где бы его могли ублажить. Она поняла: главное для него в женщине — то, что находится между ног. Онор умер, и она была свободна, но только от него — ни от Дюсаллье и Эдит. Она оказалась между двух дилемм: бросить дочь и навсегда уехать отсюда либо остаться здесь и стать такой же, как Эдит.
Она вздрогнула, обернувшись, увидела Эдит, та гневно смотрела, Нэлл отвела взгляд: какое ей дело, подумаешь, грезит.
— Теперь ты живешь так, как я хочу! — прогремела Эдит.
Нет, она не хочет и ей плевать на все и всех, она собрала чемоданы и уехала в Лондон без Виктории. Франция так и не стала ей родной.
Она вернулась в родной дом, к своей семье, теперь никто
***
Лето 1961.
Так прошел еще год. У Роберта и Флер стали портиться отношения. Она больше не хотела детей и стала спать в другой комнате. Но основная причина была вовсе не в этом: Флер теперь боялась смотреть в глаза Роберта, ее мучили чувство вины и чужое внушение, поэтому ей было проще закрыться.
В то утро все в ее жизни переменилось. Это был июль, детей не было в Лондоне, и она лежала в постели, нежась в лучах солнца и вспоминая безумную ночь, когда она была в объятьях своего зверя — Роберта. Распахнулась дверь, и она увидела Армана на пороге их огромной спальни, Флер натянула на себя простыню, но мужчина, подойдя, резко отбросил ткань в сторону. Женщина испытала настоящий ужас, когда его руки скользнули по ее ногам, по ее обнаженному телу, которое еще хранило тепло Роберта; Флер попыталась возмутиться, но Арман накинулся на ее, как зверь на добычу, она лишь мечтала, чтобы Роберт не вернулся и не увидел эту возню. Она спала до брака с Ришаром, но это было в далеком прошлом. Арман, получив свое, сел рядом, став объяснять, что произошедшее было не таким уж страшным, что все так делают.
— Флер, ты умная девочка, супружеская измена — это норма, ты сама знаешь это, ты же спала с художником до свадьбы, — она лишь хлопала глазами, удивляясь, откуда он все знает.
Ночью, когда пришел Роберт, она представила, как он будет овладевать ей и поймет, что до него ей владел Арман, она испытала панический страх, и единственным оружием оказалась раздельная постель. В тот день она сослалась на головную боль, а потом уже стала находить тысячу причин, пока не хлопнула дверью перед носом Роберта. Конечно, в день перед свадьбой она изменила Роберту, но тогда все было по-другому, Ришар для нее был не простым человек, а Арман просто изнасиловал ее в ее же спальне. После этого он еще раз изнасиловал, умудрившись застать одну поздно вечером в галерее, а потом еще раз, в Аллен-Холле, когда дом был полон гостей. Ей было противно от самой себя, она ненавидела себя и Армана, но не смела никому сказать. Почему, часто задавала вопрос Флер, но не было ответа.
— Флер, милая девочка, — Арман погладил ее по щеке, лапая грудь. — Все же хорошо. Я давно пылаю страстью к тебе, удовлетвори меня — или я сгорю.
— Он твой друг, ты, чудовище! — он зажал ей своей большой ладонью рот.
— Когда-нибудь вся ваша семейка упадет, — прошептал он ей в ухо. — Поверь, этот день приближается.
— Ты ошибаешься! — она так хотела сказать Роберту, что он за человек, но не решалась, не решалась признаться Роберту в своей измене с его другом. Ведь вторая ложь всегда чудовищней первой.
— Нет, милая, вы своими руками разрушите все, и все, все, что вы хотели, будет для вас иллюзией, все ваши идеалы о крепкой семье превратятся в прах, — Арман отнял свою руку от ее рта. — До скорых встреч, дорогая.
Бетти в ту пору исполнилось восемь, и она начала учиться и серьезно заниматься музыкой, она видела, как ругаются родители и как отец уходит из дому. Роберт часто срывался на старшую дочь, Бетти росла другой, ее не интересовали медицина и дела отца, его мечта вырастить из нее помощника разбилась. Он пристрастился к картам, из дому стали пропадать ценные вещи, а иногда появлялись огромные пачки смятых купюр. Флер стояла вечерами у окна и ждала его, она еще надеялась на сохранение мира в доме, но спокойствия не было. Алиса, любимица отца, постоянно перетягивала одеяло на себя, и Бетти часто доставалось от Роберта. Бетти росла стойкой, и Флер почему-то стала склоняться на сторону младшей дочери, отвергая сильную натуру Бетти.