Дом Ветра
Шрифт:
Роберт не простил Онора. Может, он сможет еще поквитаться с этим болваном, который решил, что его сестра — его собственность. Он видел, как Нэлли сопротивляется, как Аврора сама готова кинуться к нему и выцарапать глаза за то, что имеет наглость портить ей свадьбу. Но никто не посмел вмешаться в семейные дрязги, решив, что это не их дело. Бывают браки и похуже.
Онор дотащил супругу до их номера, унижая ее еще больше, грубо втолкнул в комнату, кинул на кровать, расстегнул брюки. Он насиловал ее без прелюдий, ласк, а она даже не стала сопротивляться — просто не было сил. Она не смогла заплакать, глаза оставались сухими, слезы просто закончились, просто ее душа умерла сегодня, и Онор убил ее.
Она снова заболела, снова негативные
Он уехал в Париж, когда ей стало немного лучше, а потом Нэлл совсем выздоровела и стала просто-напросто симулировать болезнь перед Эдит. Онор вернулся через две недели, Элеонора наложила на лицо макияж, чтобы казаться бледной: не очень-то хотелось, чтобы Онор затащил ее в постель и взял силой. Перед встречей с женой Онор захотел заехать к любовнице, одной из многих. После бурной встречи на столе в кабинете Онор лег на софу.
— Какие сплетни, а-то я за две недели совсем потерялся, — его прекрасная любовница знала всегда все обо всех.
— Ну, много чего, дорогой. Есть кое-что о твоей жене.
— Что о ней говорят? — хотя после рождения дочери он связал ее по рукам и ногам.
— Ваша соседка Ева Кюри видела у нее мужчину три дня назад, видела, как они целовались и обнимались. Он был у нее. И знаешь, кто?
— И кто?
— Твой Пьер…
— Вот дрянь, я убью их!
— Не думаю, милый, он отличный боксер.
— Еще посмотрим, кто кого, — Онор яростно ударил по стене и бросился прочь.
Он решил продолжать играть любящего мужа, хотя Элеонора догадывалась, какие мысли бродят у него в голове. Он хоть и пытался не выдать намерений, был похож на тигра, готового броситься на добычу. Вскоре поползли слухи, что Пьер ушел не по своей воле, а его уволили за интрижку с женой хозяина. Потом все стали шептаться, что все, кто будет слишком близок к мадам Дю Салль, лишится места.
Онор надеялся наказать жену презрением других, только стоило ему снова поехать в Марсель, а Эдит — в Гавр, Элеонора собрала вещи и отправилась в Лондон. Онор, когда узнал, пришел в бешенство, он бросился за ней, надеясь поймать неверную в объятьях любовника, но нашел жену в доме отца и матери. Хотя у лорда столько работников, что с любым можно согрешить, Онор не решился притащить силком Нэлли в Дюсаллье, побоялся ее вспыльчивых братьев-полу-ирландцев, хоть и ее отца не было в Англии. Ну, ничего, он еще сделает из нее комнатную собачку, ему почти это удалось, и скоро Элеонора сама поймет, что спектаклями и лестью не купит и не проведет Онора Дю Салль.
***
Сойдя с трапа самолета, Виктор ощутил знакомый аромат ирландских трав. Прошло уже сорок шесть лет с того дня, как он покинул Антрим. Город сильно изменился, но в воздухе витало еще что-то еле ощутимое, но знакомое. Прошло почти пятьдесят лет, и он вернулся другим, не тем зеленым юнцом. Виктор нанял такси и усадил детей. Все лето они приведут здесь. Дженнифер исполнилось тринадцать лет, и она начала превращаться в прекрасную девушку. Она была как арабская лошадь: с такими же темными, как страсть, глазами, волнующими гладкими волосами цвета осенних красных листьев, обрамляющих смуглую кожу. Ее брату Гарри было десять, он рос смелым, с горячей головой молодым человеком; такой же рыжеволосый, как Виктор, он посмотрел на Бетти, и та показала ему язык. Бетти — милая девочка: белокожая, зеленоглазая, с каштановыми волосами, на самом деле вела себя, как мальчишка, лазила по деревьям с мальчиками, участвовала во всех их играх. Мери-Джейн положила свою рыжеволосую голову на плечо брата; девчонка была остра на язык, и чего только
Замок, как и земля Лейтонов, не изменился нисколько — все так же ощущалось бремя веков, здесь все было степенно. Память Виктора запечатлела алые туманные закаты и утреннюю траву, как ноги промокали от серебристых росинок. Время все это сохранило, будто для него. Все эти годы мужчина не жалел, что оставил все это, оставил, потому что ничто его не держало, судьба звала далеко отсюда, туда, где было его сердце сейчас. Пускай тело родилось тут, но душа с сердцем были все время там.
Эдвард и Каролина приняли его достаточно холодно, но Виктор другого и не ждал. Эдварду было уже восемьдесят семь лет, он сильно высох и мало напоминал того деспота-отца, каким для него был всегда. Каролина, на пять лет младше мужа, словно продала душу дьяволу: она очень молодо выглядела, лицо ее почти не тронула старость, а в волосах было мало седины.
— Здравствуй, отец, — начал Виктор, дети присели в гостиной на диваны и умолки, наблюдая за этой сценой. — Здравствуй, мама.
— Здравствуй, Виктор, — ответил Эдвард, протягивая руку.
— Здравствуй, — процедила Каролина, в ее глазах по-прежнему сияла ненависть к сыну, хоть давно стало ясно, что она проиграла, поставив все на Руфуса.
— Давно я тебя не видел. Не стареешь... — отец похлопал его по плечу.
Они виделись в последний раз двадцать два года тому назад, но та встреча была нелегкой. Виктор в свои шестьдесят четыре был в отличной форме: такое же подтянутое, поджарое тело, волосы почти без седины и кожа без сильных признаков старения. Он всегда считал: счастье и любимая работа спасают от быстрого увядания.
— Я уже давно не мальчик, — Виктор показал, что ничто в их отношениях не изменится. — Я счастливо женился по любви, у меня трое прекрасных детей и шестеро внуков, я богат, как Крез, и не скрываю этого.
— Вы всегда с Марией были другими, — прошептала Каролина. — После того, как ты сбежал, она сбежала с этим офицеришкой, — Виктор ухмыльнулся. — Вы все разрушили. Вдвоем.
— Она умерла год тому назад, и ее сын умер, когда была война. К чему распри теперь? — горько сказал Виктор. — Все изменилось, мама. Мы все другие, время другое, оно уходит в прошлое, и скоро совсем не будет принадлежать нам.
— Ты был моей надеждой и так поступил со мной, — с обидой произнес Эдвард, — и дела идут плохо, пора положить конец нашей затянувшейся войне.
— Я никогда не хотел быть тобой, я... всегда хотел быть дедом, таким же романтиком, а ты всю жизнь только и делал, что давил. Я не мог это вытерпеть, поэтому и сбежал. И там, поверь, все сложилось как нельзя лучше. Я приехал сюда ради внуков. Только из-за них. Я рад, что вы нас пригласили, дети слишком занятые.
— Решил показать, где их корни, — нашелся Эдвард.
— Ну, давно пора, — Виктор понимал, что мира между ними уже никогда не будет.
Семья Руфуса и Аделаиды не была такой большой, как его. У них было два сына: Фрэнк и Адам. Первый — ровесник Джорджа, очень высокий и сильным, больше напоминал мужлана, нежели аристократа. Конечно, все Лейтоны в Ирландии были с рыжими волосами разных оттенков и светлыми глазами. Но Виктору Фрэнк не понравился: слишком уж он не любил таких людей, с гнилой душонкой. Фрэнк женился на простушке Мэнди. И как вообще такое мог позволить Руфус со своей правильностью! От союза родилось двое детей и ждали сейчас третьего. Патрику было десять, как и Гарри, а Шарлотте семь, как Бетти.