Древнерусская игра - Двенадцатая дочь

Миронов Арсений

Остается восемь. Много. Кошмарно много!

– Усмех!
– глотая гадкую горечь в горле, оборачиваюсь с перекошенным лицом.
– Бегите туда, где сидели птицебои! Взять этого Чечевицу, придавить гада! Иначе он и слухача нашего обнаружит...

Усмех выбегает; снова взгляд на блюдца. Старший горыныч, рыжий удалец в пылающих доспехах, весь объятый пламенем, рвущимся из протекающих баллонов, весело жарит "комсомольцев", поливает пламенем суетливых бородатых девок с кинжалами... Младший горыныч - Плескун - едва успел выбраться из травы, нацеливает огнемет на

ближайшего противника. Опасно! Приземистый сутулый див - один из двух оставшихся - заходит сбоку! Уже заносит черный молот!

– Нянька младшему горынычу! Берегись, сзади обезьяна!
– кричу Язвеню, но Феклуша грустно возражает:

– Бесполезно, коррехидор. Плескун слушает только своего хозяина Зверку. Зверка велел ему ждать приказа в кустах, а после приказа - жечь врага. Все, горбун теперь неуправляем...

Фыркая и плюясь, расцветает оранжево-черный фонтан пламени - и за несколько секунд Плескун превращает молодого "комсомольца" в кучу горелых дымящихся костей. Неплохо, но это, боюсь, последний выстрел горбуна... С истошным кратким ревом подкравшийся див обрушивает свой черный молот на жестяной шлем младшего горыныча...

– Конец Плескуну, - вздыхает Неро, и в голосе его не слишком много горечи.

Глухой взрыв! Горбатый скафандр будто взрывается изнутри, шлем отлетает ввысь, жгучие искры воспламеняют гремучую смесь в баллонах, и див-убийца начинает визжать и тяжко трястись, как пламенеющая рождественская елка! С грохотом валится в траву и начинает грузно переваливаться в попытках сбить веселое липкое пламя...

– _Чечевица стерху вижу человека,_ - упорно бормочет Мяу.
– _Как поняли вижу третьего человека в большом гнезде срочно вызываю пташек._

Все, обнаружил гад - сердце мое подпрыгнуло и сжалось холодным комком. Конец слепому акустику Лито. Я уже вижу, как пара гвоздевранов отделяется от стаи... Разворачивается к северу... Именно туда, где сидит наш слухач!

Где же Усмех? Смотрю на блюдца - бесполезно: Усмех в обычном доспехе, у него нет камеры... Экран абсолютно темный. Хорошо, что хоть кровь в пробирке ярко-красная: стало быть, пока жив...

– _Стерх чечевице наведи синичек точнее. Гнезда пока не вижу._

Все, уже просят наводку на цель... Не успел ленивый Усмех!

– _Стерх чечевице. Почему замолчал?_

Четыре секунды тишины. И вот:

– _Наездник требует чечевицу. Немедля отвечай, быстрее!_

Тишина.

– _Чечевица! Кунайкан, отвечай!_

Не отвечает Чечевица. Никак кровью захлебнулся?

– _Кунайкан, что с тобой ?!_

Хоть и ленив бородатый Усмех, а доспел вовремя. Значит, тебя звали Кунайканом... Угу. Еще один маленький камешек падает на пол. С наслаждением придавливаю подошвой.

– _Горыныч кличет няньку! Доспех прогорает!_ - почти кричит Язвень, загребает во сне ногами по полу.
– _Дозволь убегать, нянечка!_

– Нянька горынычу! Срочно отступайте на север, к вершине холма! Берегитесь гвоздевранов!

Кричу, а сам гляжу на крайний экран: как там синички? Пара стальных птиц, вхолостую повиляв над лесом, разворачивается и, прибавив

скорости, догоняет стаю. Восемь летающих киллеров снова растягивают строй, снижаются, выпускают когти... Опять атака!

С ревом проносятся над головой беснующегося Куруяда, прыгающего с безвольным Метанкиным телом; и первым на пути у стаи - кречет. Витязь стоит неподвижно, в полоборота, и медленно заносит огромную секиру...

Черно-красный дождь. На мгновение фигура кречета наполовину скрывается в адском облаке лезвий - выше пояса не видно его, только сполохи искр, где визжит по металлу металл. Все, вороны проносятся дальше, а кречет по-прежнему стоит, и на секире... снова! Снова агонизирует, трепещет глубоко насаженная железная дрянь: дрожит, сжимает-разжимает черные крылья...

Осталось семеро, успеваю подумать я, и вижу: кречет медленно оседает. Толстые ноги медленно подламываются в коленях, исцарапанный шлем запрокидывается чуть назад... с грохотом рушится на колени. Потом - на спину. Замирает недвижно, как чудовищный памятник, и только стальные рукавицы по-прежнему сжимают рукоять торчащего вверх двухметрового топора с мертвым вороном на блистающем лезвии.

– _Лотос мы срезали кречета!_

– _Ко мне глупцы скорее!_

– _Лотос не понял тебя что прикажешь?!_

– _Я остался без рук! Не могу сражаться! Браздо, Гугней, Азвяк - все ко мне!_

А черная стая несется над липкой кровавой травой - я вздрагиваю: что это движется там, меж деревьев? Это же... старший горыныч! Рыжая голова, обгорелая рубаха... Он выпрыгнул из горящего скафандра и пытается спастись...

Глядя на экран, я с внезапным спокойствием осознал: вороны настигнут рыжего секунд через пять.

– Нянька кличет рыжего! Вороны сзади, ложись!

Поздно прыгнул рыжий. Померкло волшебное блюдце старшего горыныча. Быстро, неотвратимо темнеет кровь в пробирке. Бедный Бисер... кажется, это был его излюбленный собутыльник. Боюсь, Славик мне этого не простит.

– Смотри, коррехидор!
– в ужасе кричит Феклуша, визжит у самого уха! Я поворачиваюсь к зеленому монитору водяного и чувствую, как звенит в голове.

Вдоль берега, волоча красную изрезанную ногу, скачет, часто падая и снова неловко подскакивая, голый атаман Стыря. Я вижу, как из спины его, иссеченной свежими шрамами, торчат впившиеся стальные перья. Черной довольной молнией вверх и вбок уходит отработавший гвоздевран. А следом за раненым разбойником бежит, потрясая изогнутым кинжалом, тощий высокий чародей в черном плаще...

"Откуда плащ? Они в женских тряпках были", - успеваю подумать я. Мысли замирают от ужаса: наперерез Хлестаному, грузно переваливаясь, бежит страшный, черный, обгорелый див - тот самый, что недавно валялся в траве, сбивая пламя... Выжил, сволочь. И теперь заносит свой молот для нового добивающего удара...

Див настигнет Стырю даже раньше, чем "комсомолец". Ну вот, еще одна страшная смерть! Теперь своего лучшего друга теряет Каширин...

– Ромашки!
– визжит Неро как сумасшедший, тычет пальцем в экран. Десять шагов до ромашек!