Дважды – не умирать
Шрифт:
– Да понятно, – Урманов поморщился. – Другого выхода нет.
Его задела эта реплика санитара. Тут и так душа не на месте, а он еще каркает. Урманов повернулся, чтобы уйти и тут вдруг заметил, что обожженный танкист лежит с головой укрытый простыней.
– Не понял… Все, что ли?
– Отмучился.
С тяжелым сердцем Урманов вернулся к своим. Те ждали его возле входа.
– Скажи майору, мы готовы! – крикнул кому-то прапорщик Васильков и напомнил бойцам порядок действий. – Как только начнется стрельба – огневое прикрытие –
Вопросов не было. Урманов сосредоточенно замер, пытаясь унять бьющую изнутри дрожь… Понятно, что пробежать эти сто метров от дома до дома, им просто так не дадут. Вопрос только в том, насколько быстро их заметят. Безусловно, самые большие шансы добежать до цели – у первого. И у тех, кто ближе к нему… Последние здесь наиболее уязвимы. Но других вариантов нет. Расчет один – на внезапность. Ну, и туман со счетов тоже сбрасывать нельзя. Как не крути, а видимость все же сокращает…
«Фр-р-р-р-р-р-ру!» – глухо, с металлическим лязгом ударил наверху крупнокалиберный пулемет.
И разом, по всему зданию, застучали наперебой автоматные очереди.
– Пошли, орелики-и-и! – гаркнул что есть мочи прапорщик Васильков, и бойцы, один за другим, пригнувшись, быстро побежали к недостроенному зданию.
Пожалуй, никогда еще в своей жизни, Урманов не бегал так быстро. В школе, помнится, он преодолевал стометровку за тринадцать секунд. Но там налегке, в спортивной форме… А здесь один бронежилет чего стоит. Да вся амуниция, включая сапоги, плюс оружие и боеприпасы…
Боевики такой наглости никак не ожидали. Первый боец из группы уже почти добежал до здания, когда со стороны противника раздались первые выстрелы.
«Скорее, скорее, скорее!» – подгонял себя Урманов, стараясь не думать об опасности. Воздуху не хватало, сердце выскакивало из груди… До недостроя оставалось метров тридцать, не больше, когда он внезапно запнулся о камень и упал. Позади него, со всего маху в траву повалился прапорщик Васильков.
– Ранен?
– Да нет, споткнулся.
– Теперь лежи, не высовывайся.
Они укрылись в небольшой ложбинке. Пули взбивали землю совсем рядом, посвистывали в воздухе, рикошетили от камней с противным звуком: «Ти-и-и-у-у-у-у-у-у!», напоминающим ошалелый крик мартовского кота.
Самое обидное было в том, что все бойцы уже успели заскочить в дом. И только Урманов с прапорщиком Васильковым лежали под обстрелом в каких-нибудь тридцати шагах и не могли поднять головы.
Раз от раза пули ложились все ближе.
– Снайпер, сука… – сплюнув в сторону, уверенно определил Васильков. – Вон оттуда бьет, с чердачного окошка. Надо ноги делать, пока не пристрелялся… Давай на раз-два-три!.. Приготовились.
Урманов подтянул под себя автомат, ухватился поудобнее, правую ногу согнул в колене,
– Ай, ёпт!.. – выругался прапорщик Васильков.
– Что? – обернулся Урманов.
– Он попал в меня…
– Куда, куда?
– Он убил меня… Все…
Прапорщик Васильков уткнулся лицом в траву.
Не веря в происходящее, Урманов дернул его за плечо, перевернул на спину – и отпрянул. Полуприкрытые веками неподвижные белки закатившихся глаз с пугающей отрешенностью смотрели в серое туманное небо.
Пули с шелестом пронзали воздух. Одна из них пролетела совсем рядом со щекой Урманова, обдав тугой волной воздуха, – словно веером взмахнули.
Привстав, Урманов вцепился в неподвижное тело и, пятясь, рывками потащил за собой. Он не мог бросить прапорщика здесь, под огнем, тем более, что ему показалось, будто тот еще дышит.
Это можно было назвать чудом или везением, но дым от горящих построек чуть сместился от ветра и прикрыл Урманова. Задыхаясь и кашляя, он все-таки почти доволок тело до здания. Когда осталось метров десять, из дома выскочили двое и помогли втащить прапорщика в укрытие.
Минуту Урманов приходил в себя, не в силах вымолвить слова, потом, слегка отдышавшись, спросил у тех, кто был рядом.
– Как он?.. Живой?
– Зря старался, – помотал головой коренастый сержант с биноклем на груди. – Мертвого приволок.
Урманов поднялся, тяжело ступая, подошел к лежащему возле стены прапорщику, опустился перед ним на колени. Провел ладонью по лицу, прикрывая веки.
– На, свяжи ему руки… – сказал сержант, протянув Урманову обрывок бинта. – Сложи на груди и свяжи… А то застынет, потом хоронить неудобно будет. Не по-христиански…
Сам встал в изголовье и таким же обрывком бинта подвязал убитому нижнюю челюсть. Чтобы рот не остался открытым.
– Куда ему попало? – спросил подошедший рядовой Смирнов.
– А вон, прямо под ворот бронежилета пуля залетела… Лежал, бронник видать оттопырился…
Сержант закурил, поднял с пола ручной пулемет и сказал, обращаясь к Урманову:
– Пойдем, покажу хозяйство…
Урманов пошел следом за ним, ступая по засыпанному обломками полу. Повсюду в стенах и потолке зияли сквозные дыры.
– Когда на дембель? – спросил, не оборачиваясь, сержант.
– Скоро… Пару месяцев еще осталось, – ответил Урманов. – А ты?
– Так же… Сам-то откуда?
– С Архангельской области.
– А я – с Липецка. Слыхал?
– Конечно.
Они миновали помещение, где в рядок, один возле другого, лежали четверо раненых, заглянули в другое. Там так же в рядок покоились трое убитых.
– Нас из девяти человек только двое с Серегой целых осталось, – усмехнулся, затягиваясь сигаретой, сержант. – Здорово нас «духи» потрепали… Но мы им тоже дали. Вон, смотри…
Сержант осторожно приблизился к окну, поманил пальцем Урманова.