Дважды – не умирать
Шрифт:
Огненные сполохи тусклыми бликами мерцали в темноте. Сквозь густой туман они были едва различимы, но в этих тревожных отсветах таилась какая-то скрытая угроза. Вслушиваясь в звуки ночного боя, каждый пытался понять – далеко ли противник и насколько велика вероятность того, что им тоже придется вступить в дело.
Страха Урманов не чувствовал, лишь какое-то нервное возбуждение время от времени охватывало его и дрожащая, вибрирующая волна прокатывалась по телу, спускаясь от груди к животу.
– Почему мы сидим? –
– Нет, – возразил ему Васильков, задумчиво потирая ладонью небритую щеку. – Все правильно… Куда в темноту сдуру переть? Они может, только того и ждут, чтобы нас прищучить. В Афгане было однажды такое… Всполошили ночью стрельбой, а потом из засады, в упор, всех, кто помогать бросился – расстреляли… Без разведки нельзя. Вот придут ребята, тогда станет ясно, как действовать.
Осторожно высовываясь из-за косяка оконного проема, Урманов разглядывал улицу. Со второго этажа видна была лишь небольшая ее часть с несколькими стоящими по обеим сторонам дороги домами, вокруг которых, за высокими изгородями едва угадывались очертания деревьев. Густой туман сокращал видимость до предела.
Внезапно Урманов заметил движение, какие-то неясные тени… И это увидел не только он.
– Смотрите, смотрите! – зашелестело со всех сторон. Особо нервные даже передернули затворы.
– Стой! – раздался властный голос майора Лубенцова. – Без команды – не стрелять!
Урманов приник к стеклу и разглядел две полусогнутые человеческие фигуры. Они несли что-то очень тяжелое, завернутое в одеяло или плащ-палатку.
– Раненого тащат… – догадался прапорщик Васильков. – Разведчики, что ли? Ну-ка Урманов, спустись, узнай.
– Есть!
Внизу, возле входа уже стояли люди. Кто-то выбежал во двор, обнесенный по периметру высоким двухметровым забором, и помог открыть ворота.
Это были танкисты. С черными, закопченными лицами, в обгоревших, изодранных комбинезонах, они занесли в помещение и опустили на пол завернутого в плащ-палатку товарища. Он был живой, в сознании, но очень сильно обожжен. Полуистлевшая одежда намокла от сукровицы.
– Дайте простынь! Скорее!
Принесли чистую простынь. Долговязый фельдшер с перекинутой через плечо сумкой с красным крестом, склонился над обожженным. Ему подсвечивали карманным фонарем.
– Помогите срезать одежду. Держите здесь… И здесь…
Послышался лязг ножниц, танкист застонал. Урманов заглянул через чье-то плечо и отпрянул. Обожженная, омертвевшая кожа сползала с тела вместе с одеждой, неопрятными грязными лохмотьями висела на руках и ногах.
– Осторожно, осторожно… Кладите его на простынь.
Раздетого завернули в белое полотно, на котором тотчас же проступили бледно-розовые пятна.
Узнать какие-либо подробности у танкистов не удалось. Говорить они не хотели, или не могли – судя по состоянию, были в шоке от случившегося. Сидели возле своего товарища на полу, прислонившись к стене и, молча, курили. Когда подносили сигареты ко рту, руки у обоих мелко дрожали: то ли от контузии, то ли от напряжения – ведь тащить раненого им пришлось издалека.
Ситуацию прояснили вернувшиеся разведчики. Они привели с собой бойцов, выставленных в боевое охранение.
– «Духов» там – море… Блокпост окружили, лупят из безоткатных орудий и гранатометов. Оба танка сожгли… Сейчас перегруппируются, дальше пойдут. Хреново дело, ребята…
Картину дополнил доклад по рации лейтенанта Терещенко, группа которого закрепилась в частном доме. Как оказалось, никого из хозяев к моменту прихода там уже не было. Выходит, заранее были предупреждены…
Майор Лубенцов обнадежил, что подкрепление уже вышло. Надо продержаться всего лишь часа полтора.
– С «вертушками» вот только проблема. Туман…
– Все рассчитали, гады, – откликнулся кто-то из полутьмы.
Урманов вместе с другими бойцами помог отнести завернутого в простыню танкиста во внутренний коридор. Тот по-прежнему был в сознании. После сделанного укола ему стало как будто полегче. Он перестал стонать и тихо попросил: «Укройте меня… Холодно». Его осторожно положили на толстый матрац и накрыли одеялом.
Вернувшись к своим, на второй этаж, Урманов рассказал им все, что успел узнать. Прапорщик Васильков невесело усмехнулся:
– Нда-а-а-а… Вляпались мы… По самые уши.
Повисла тревожная тишина. Стрельба в районе блокпоста стихла, и от этого стало как-то не по себе. Урманов приник к окну, пытаясь сквозь туман хоть что-нибудь разглядеть.
Подсвечивая себе фонарем, по коридору быстро прошел капитан Волох, монотонно, как заклинание, повторяя слова: «Без команды не стрелять! Без команды не стрелять! Без команды не стрелять!» Его однообразный речитатив подействовал успокаивающе. Он напомнил Урманову своего школьного учителя биологии.
«А ведь где-то сейчас люди спят себе и ни о чем таком не думают, – мелькнула неожиданная мысль. – Утром встанут, позавтракают, пойдут на работу… Счастливые… Разве это не счастье – просто жить. Без страха, без тревожного ожидания, что в любую минуту все оборвется»
Затем он подумал о доме, о том, что будет с близкими, если вдруг с ним что-то случится. И от этого неприятно защемило в груди. За себя Урманов как-то не очень волновался, а вот причинить боль родным – не хотел.
– Покурим? – предложил Арсений, распечатывая пачку сигарет.