Дьявольский цинь
Шрифт:
— А я должна сожалеть о смерти дочери демона?
Пальцы Ин Сянхуа разжались сами по себе — прохладный шёлк рукава выскользнул на волю, оставив в душе зимний холод.
— Ты, ведь, пошутила, Инчжэнь-цзе? Ты не можешь так говорить! Ты… ты…
— Что, я?
— Ты высшая небожительница. Любовь ко всему живому должна быть в твоём сердце.
— Мэймэй, неужели больше нечем заняться сегодня? — раздражённо поинтересовалась Люй Инчжэнь и, не дождавшись ответа, пошла по коридору.
Нечем? Ин Сянхуа горестно вздохнула. Владыка-страж просто отмахнулась от неё, но разве она не права? Милосердие не определяется
Глава 8
Вглядываясь в прошлое и будущее
Дворец Юньци на Девяти Сферах самое оживлённое место. Суета здесь напоминает разворошенный муравейник в мире смертных: приходят и уходят небожители, направляющиеся на земное испытание; младшие чиновники сортируют Книги жизней, то и дело забывая лестницы у высоких полок; а прислуга изо всех сил пытается уберечь дворец от беспорядка.
За тысячелетия Цай Чжэань привык к этому, но по-прежнему не любил шум. Забившись в самый укромный уголок центрального зала Юньци, он взирал на суматоху с настороженностью мыши, потревоженной бродящим у норы котом. А из его головы всё никак не шёл взгляд Люй Инчжэнь, украдкой, как ей казалось, брошенный на пустующую стойку для трофея в рабочем зале Нефритового императора. Она ни словом не обмолвилась об этом, полагая, что никто не заметил пропажу.
Цай Чжэань потёр пальцем подбородок и усмехнулся. Девочка была способной, но не всесильной. Она не ровня старшим небожителям, прожившим на Девяти Сферах намного дольше. Следовательно, её взгляд мог заметить кто-то ещё. Он попытался вспомнить лица небожителей, окружавших лежащего без чувств императора. Особого интереса к деревянной стойке с небесными гвоздями, вбитыми для сдерживания Дьявольского циня, никто не проявил. Но это не значит, что никто не наблюдал исподтишка. И первым, кого бы он стал подозревать, был Юй Цзымин.
Бог войны, уважаемый дядя императора, отличался язвительностью. А о его соперничестве с Люй Инчжэнь не знает разве что новичок в Небесном городе, недавно вознесшийся духом до уровня Девяти Сфер. Кому, как не Богу войны не спускать глаз с Люй Инчжэнь? Он не мог прозевать тот взгляд!
Цай Чжэань с взволнованным видом отложил свиток, в который смотрел, чтобы создать видимость занятого важными делами высшего небожителя.
Нужно кое-что проверить.
Он отправился на прогулку по Небесному городу, лениво обмахиваясь веером. А его взгляд безо всякого интереса скользил по окружающим улицу дворцам, аккуратно подстриженным вечноцветущим сливам и хайтанам, белоснежным пагодам, глубоким прудам и горбатым мостикам над ними. Чем рассеяннее вид, тем лучше! Тем меньше он вызывает любопытства у встречных небожителей.
Добравшись к дворцу Шантянь, Цай Чжэань передумал подходить ближе. Место Небесного суда усиленно охраняли — со всех сторон высокие стены из невинно-белого нефрита окружали люди Бога войны. Он раздосадовано прикусил губу. Подтвердить или опровергнуть догадку теперь не так просто, как казалось вначале.
Цай Чжэань украдкой осмотрелся и сделал неуловимо быстрый жест пальцами. Небольшой сгусток энергии отправился в короткое путешествие к дворцу Нефритового императора. Он прислушался к себе, дожидаясь отклика. Но белокаменная громада Шантянь молчала. Сгусток бесследно рассеялся,
Находится ли здесь тот, кому пришлось до дна осушить чашу испытаний, став предателем?
Однажды Цай Чжэань стал случайным свидетелем встречи блистательного Бога войны, Хун Сянъюня, с будущим императором Девяти Сфер, Юй Сяолуном.
В тот год отец Юй Сяолуна вознёсся, обратившись в чистую энергию света, и трон Небесного города пустовал. Молодого небожителя, сына вознесшегося императора, считали неопытным юнцом. Все надежды Девяти Сфер были возложены на его дядю, Юй Цзымина. Но за два года до вознесения император неожиданно издал указ. Его наследником станет тот, кто имеет больше почитателей в мире смертных.
Увы, небесный чиновник Юй Цзымин не купался в народной любви. О нём почти никто не знал. Это не делало его хуже племянника, но перечить указу императора желающих не нашлось. Зато подающего надежды Бога южного ветра, Юй Сяолуна, щедро осыпали земными подношениями. Его храмы множились и распространяли по всей Поднебесной со скоростью чумы. Тогда Цай Чжэаню подумалось, что так не бывает. Слишком молод Юй Сяолун для повсеместного поклонения.
Но это лишь подозрения. Ему нечего сказать на высшем совете. Да он и не мог открыто противодействовать Юй Сяолуну. Ведь тот его младший соученик по Пэнлаю.
Однако случайно подслушанная беседа разорвала его сердце пополам: одна часть взывала к совести и справедливости, вторая напоминала об обязательствах, как старшего по ученичеству. И что делать с этим противостоянием внутри себя Цай Чжэань не знал.
Площадку севернее дворца Шантянь небожители часто использовали для тренировок. В тот день он застал здесь двоих: Бога войны Хун Сянъюня, уже сделавшего себе имя на поле боя, и его сверстника, единственного сына вознесшегося императора, Юй Сяолуна. Они, отложив мечи, непринуждённо беседовали на самом краю площадки.
Цай Чжэань решил удалиться, чтобы не мешать. Но порыв ветра донёс до его ушей звонкий голос Юй Сяолуна.
— Твоя тактика, уважаемый Бог войны, заслуживает восхищения. Всего год прошёл, а мир смертных полон храмов и жертвенников, возведённых в честь меня.
— Не стоит благодарности, А-Лун! Я сделал это от чистого сердца, — низкий голос Хун Сянъюня вторил словам Юй Сяолуна, как раскаты грома вторят блеснувшей молнии.
— Нет, ты не можешь говорить так! — Юй Сяолун положил руку на плечо Хун Сянъюня. — Твоя услуга не имеет цены, поверь.
— Это было просто, А-Лун. Правители смертных поражены жаждой долголетия, как слива изнутри гнилью. Стоило пообещать им эликсир, укрепляющий тело, как они согласились. Презренные люди… — Хун Сянъюнь коротко рассмеялся и продолжил, — поэтому не утруждай себя благодарностью.
— Так нельзя! — возразил Юй Сяолун. — Не хочешь благодарности? Что же, тогда я одарю тебя на своё усмотрение.