Дюна

Херберт Фрэнк

Повернувшись, он широкими шагами направился к выходу из зала, не обращая внимания на кучку членов Малых Домов, сгрудившихся около двойных дверей.

— Он так молод, — вздохнул барон.

— Ум-м-м-ах, в самом деле, х-м-м-м, — протянул в ответ граф.

Леди Фенринг думала: «Так, значит, вот молодой человек, которого имела в виду Преподобная Мать? Она говорила, что следует сохранить его линию наследственности».

— До его выхода на арену у нас еще более часа, — произнес барон, — не переговорить ли нам о кое-каких

пустяках, граф Фенринг? — он наклонил свою большую голову направо. — Налицо заметный прогресс в делах, его следует обсудить.

Про себя барон думал: «Ну-с, посмотрим, как этот императорский мальчик на побегушках станет сообщать мне, что велел ему император, избегая этой дурости — откровенного разговора».

Граф обратился к своей даме:

— Ум-м-м-м-ах-х-х-хм-м-м-м, дорогая, м-м-м, извини, ах-х-х, нас.

— Каждый день, доля каждого часа несет изменения, — отвечала она. — М-м-м-м. — Прежде чем отойти, она ласково улыбнулась барону. Шурша длинными юбками, королевской походкой направилась она к двойным дверям в конце зала.

Барон заметил, как притихли при ее приближении все Малые Дома, как следили за ней их глаза. «Гессеритка! — подумал барон. — Вселенная стала бы куда приятнее, если бы эти ведьмы вдруг исчезли».

— Там слева, между двумя столбами, есть конус молчания, — сказал барон, — где можно переговорить, не опасаясь, что нас подслушают.

Раскачиваясь, он вступил первым в поглощающее звуки поле, все вокруг словно бы притихло.

Граф встал рядом с бароном, оба повернулись лицом к стене, чтобы никто не сумел ничего прочесть по губам.

— Мы недовольны тем, как вы выставили сардаукаров с Арракиса, — сказал граф.

«Прямо в лоб!» — подумал барон.

— Их нельзя было задерживать более, прочие могли разведать, чем помог мне император.

— Но ваш племянник Раббан не слишком усерден в решении фрименского вопроса.

— Чего же еще хочет император? — спросил барон. — На Арракисе их осталась какая-то горсточка. Южная пустыня необитаема, а северную регулярно облетают наши патрули.

— Кто вам сказал, что южная пустыня необитаема?

— Ваш собственный планетолог утверждал это, дорогой граф.

— Но доктор Кайнс мертв.

— Ах, да… к несчастью.

— Мы знакомились с результатами облета южных краев, — сказал граф. — Есть свидетельства существования там растительности.

— Значит, Гильдия наконец согласилась следить за Арракисом из космоса?

— Вы же знаете, барон. Император не может легально установить наблюдение за планетой.

— А я не могу позволить себе такие расходы, — сказал барон, — и кто же совершил… облет?

— Ну… контрабандист.

— Кто-то обманул вас, граф, — произнес барон, — контрабандисты так же не могут проникнуть в южные широты, как и люди Раббана. Бури, электростатика от песка и все прочее… знаете сами. Навигационные маяки

ломаются быстрее, чем их устанавливают.

— О статике и ее различных видах мы, пожалуй, поговорим в другое время.

«Ах-х-х-х», — подумал барон.

— Значит, вы нашли ошибку в моем анализе? — требовательно спросил он.

— Когда вы представите себе масштаб ваших собственных ошибок, для самооправдания не останется места, — ответил граф.

«Он намеренно пытается разозлить меня», — подумал барон и сделал два глубоких вдоха, чтобы успокоиться. В воздухе запахло его потом, под лентами поплавков вдруг закололо и засвербело.

— Император не может сожалеть о смерти наложницы и ее сына, — бросил барон. — Они бежали в пустыню… навстречу буре.

— Да, при вас на этой планете произошло много несчастных случаев, — согласился граф.

— Мне не нравится этот тон, — заметил барон.

— Не надо путать гнев и насилие, — сказал граф. — Должен предостеречь вас: если со мной здесь тоже произойдет несчастный случай, все Великие Дома узнают, чем вы занимались на Арракисе. Все и так уже давно подозревают, что вы нечисто ведете дела.

— Мое самое последнее дело на этой планете, — отозвался барон, — доставка туда нескольких легионов сардаукаров.

— И вы думаете, что сумеете замахнуться на императора?

— Я не смею и думать об этом.

Граф улыбнулся.

— Найдутся командиры, которые присягнут, что сардаукары очутились там без всякого приказания со стороны императора, просто из ненависти к туземному отребью.

— Такое признание вызовет сомнения у многих, — произнес барон, почувствовав опасность. «Неужели сардаукары действительно настолько дисциплинированны?» — подумал он.

— Император хочет заслушать ваши книги, — сказал граф.

— В любой момент.

— И у вас… ах… нет возражений?

— Никаких. В своем директорате КАНИКТ я могу отчитаться до последнего медяка.

Барон подумал: «Пусть он предъявит мне вымышленное обвинение. И я встану тогда, словно Прометей, и скажу всем: внемлите, меня оболгали. И потом пусть он попробует еще раз обвинить меня, даже если обвинение будет истинным. Великие Дома не поверят обвинителю, промахнувшемуся однажды».

— Вне сомнения, ваши книги выдержат любую проверку, — пробормотал граф.

— Почему же император столь заинтересован в уничтожении фрименов? — спросил барон.

— Хотите изменить тему разговора? — граф передернул плечами. — Это желание сардаукаров, не императора. Им нужна практика, чтобы не отвыкнуть, они должны убивать… кроме того, они не любят бросать дела на полдороге.

«Он пытается испугать меня, напомнить, что за его спиной — эти кровожадные убийцы».

— Небольшая резня всегда помогала делу, — сказал барон, — но надо когда-нибудь остановиться. Иначе кто будет добывать специю?