Джулия
Шрифт:
— Родственные узы? — пришел ему на помощь Дзани.
— Вот именно, родственные! — Слово было найдено. — Я обо всем узнаю последним. Если бы мне было известно об этом раньше, мы с Джулией, возможно, лучше бы поняли друг друга.
Последняя реплика была похожа на извинение, и Джулия поняла, что инцидент исчерпан.
— Почему вы должны были об этом знать? — желая сгладить неловкость, вступила в разговор Джулия. — Я ведь никто.
— Если ваш талант соответствует вашему характеру, то вы очень скоро станете известной, —
— Де Бласко, — подсказал ему Армандо Дзани, — Джулия де Бласко.
— Очень красиво звучит, — заметил издатель. — Так вот, синьорина де Бласко, у вас, на мой взгляд, есть все задатки, чтобы стать хорошей журналисткой, вы не согласны, уважаемый депутат? — И он заискивающе посмотрел на Армандо Дзани, который мог быть ему не меньше полезен, чем Паолини Джулии, — от влиятельного парламентария зависело получение специальных льгот для его издательских предприятий.
— Жду вас в понедельник, — сказал ей Паолини.
— Я никогда не работала в газете, — честно призналась Джулия.
— Когда-то надо начинать, — ободряюще улыбаясь, ответил главный редактор.
Его так и подмывало выразить ей свое восхищение по поводу публичной пощечины, которую она звонко влепила его шефу, и сказать ей, что никто и никогда не решился бы на такую смелость, но он ограничился выразительным взглядом, в котором читалось восхищение.
— Я не знаю даже, с чего надо начинать статью, — продолжала заниматься самоуничижением Джулия.
— Главное — никому в этом не признавайтесь, — понизив голос, посоветовал Паолини. — Большинство пишущих журналистов понятия не имеют, с чего начинать и как писать газетные статьи, однако это не мешает им делать карьеру и даже занимать директорские кресла.
Паолини был настоящий профессионал: он знал цену каждому из работающих на него газетчиков и понимал, чего хочет от него издатель. Что касается этой непредсказуемой девушки, с ней надо держать ухо востро. Если бы она ничего собой не представляла, то такой политик, как Армандо Дзани, не взял бы ее столь демонстративно под свою защиту.
— Я и не знал, что у тебя склонность к журналистике, — удивился Дзани, — мне казалось, что ты еще учишься в университете.
— Я и сама до сих пор не знала, — откровенно призналась Джулия, — но почему бы не попробовать?
— А как возникла эта идея?
— Случайно. Я приехала на прием, а оказалась принятой на работу в один из самых авторитетных еженедельников. Думаю, это Лео все подстроил. Лео Ровелли.
Армандо ничего не знал о ее любовной истории, но имя журналиста было ему хорошо известно.
— Он здорово пишет. Его репортажи — высший класс. Но сдается мне, ты ценишь его не только как талантливого
— Он замечательный! — не сдержалась Джулия. — Мы любим друг друга.
— Будь осмотрительна. В журналистах есть что-то от шарлатанов. Они часто убеждают читателя в том, во что сами не верят. Их головы набиты чужими идеями, взглядами, словами, которые они используют по своему усмотрению. — Казалось, в его неприязни к этой породе людей было что-то личное.
— Я должна отказаться от Лео, от работы в газете или от того и другого? — стараясь превратить их разговор в шутку, спросила Джулия.
— Ты передергиваешь, — Дзани поморщился. — Просто не люблю я эту публику. Влюблены в себя и в свои публикации. Все без исключения сторонники культа личности. Своего собственного.
— Лео не такой, — возразила Джулия.
— Все, кого мы любим, кажутся нам особенными. Иначе мы бы их не любили.
Джулия понимала, что Армандо Дзани говорит разумные вещи, но ей не хотелось его слушать, потому что она была влюблена, а значит, и счастлива. Она даже подумала, что боевой товарищ дедушки, которого в партизанском отряде звали Гордоном, одобрил бы ее выбор: он был живым, искренним человеком, между ним и прагматиком депутатом Армандо Дзани огромная разница.
— Возможно, журналистика — твое призвание, — продолжал между тем депутат. — Ты любознательна, умна, у тебя есть вкус и способность к анализу. Но все дело в том, что выбор за тебя сделали другие, а ты не сможешь любить дело, которым тебя заставили заниматься. Ведь это не добровольный выбор.
— Прошу прощения, — прервал их издатель Рибольди, — вы не будете возражать, если я украду у вас на минуточку нашего дорогого депутата?
— Ради Бога, — пожав плечами, ответила ему Джулия.
— Подумай хорошенько о том, что я сказал, — уже на ходу бросил через плечо Армандо. — И не забывай, что ты прирожденная писательница.
Джулия увидела наконец Лео. Он стоял рядом с синьорой Рибольди в окружении знаменитостей и, увидев, что она машет ему, направился к ней навстречу.
— Почему ты решил сделать из меня журналистку? — с негодованием спросила она.
— Потому что ты умеешь писать.
— Может быть, не мешало спросить и мое мнение?
— Послушай, что ты несешь? — шепотом спросил ее Лео. — Тебе выпал выигрышный билет, профессионал с именем и то не отказался бы работать в «Опиньоне», а ты капризничаешь. После пощечины, которую ты дала шефу, он мог тебя уничтожить, но вместо этого он открывает тебе путь к карьере, разве это не здорово?
— И все-таки, если бы ты поделился со мной своими планами, было бы намного лучше, — не сдавалась Джулия.
— Джулия, поверь, стоит начать, и ты войдешь во вкус. Каждую неделю — твоя статья в газете, встречи с интересными людьми, деньги, в конце концов.