Джулия

Модиньяни Ева

— А почему мне его, собственно, не хотеть?

— Вот именно, почему? Знаешь, когда женщина очень хочет родить ребенка, не разумом хочет, а всем своим существом, она, как правило, его не теряет. Зародыш подает сигналы, заявляя о своем желании жить, и мозг эти сигналы принимает. Мать питает и оберегает зародившуюся в ней жизнь бессознательно, по той причине, что эмбрион и мозг действуют в согласии.

— Отдаваться на волю бессознательного — не в моем характере, но обещаю, мы найдем общий язык, я, во всяком случае,

сделаю все, что от меня зависит. — И Джулия легла в постель.

Лео был выше всяких похвал. Он заботился, помогал, развлекал Джулию, а когда уезжал, его заменяла Кармен, оставшаяся с недавних пор одна в доме на улице Тьеполо.

— Я рада, что могу хоть чем-то тебе помочь, — уверяла она дочь. — Теперь, когда Витторио больше нет с нами, наш дом стал совсем пустым, он тяготит меня.

Витторио де Бласко ушел из жизни тихо, никому не доставив хлопот. Кармен старалась отвлекать его от грустных мыслей, но он ей однажды сказал: «Когда умираешь, ни о чем другом думать уже не можешь». Напыщенность, зависимость от условностей, дворянские амбиции и высокомерие — все ушло, и перед смертью учитель латинского языка обрел мудрость и душевный покой.

Кармен осталась одна, и лишь воспоминания далеких лет освещали слабым светом безысходный мрак ее существования.

Однажды Джулия заговорила с ней об Армандо Дзани.

— Ты не хотела бы его повидать? — спросила она мать.

— Ни за что! — с поспешной горячностью, даже с испугом воскликнула Кармен. — Если он иногда вспоминает меня, то молодой красивой женщиной. Я не хочу, чтобы он увидел, какой старой и измученной я стала.

— Измученной — да, но не старой, — возразила Джулия. — Тебе всего пятьдесят, ты еще очень интересная и привлекательная женщина.

В душе же она была согласна с матерью. Никогда нельзя возвращаться туда, где тебе было хорошо. Джулии вспомнились стихи, чьи? — она забыла:

Объезжать, обходить стороной места, на карте памяти отмеченные флажками счастья…

Молоденькая дочь командира Филина, с которой партизан Гордон познакомился в Апеннинских горах, осталась в стране воспоминаний, и грубое вторжение в эту хрупкую деликатную область могло уничтожить это воспоминание.

— Он спрашивает тебя обо мне? — с надеждой спросила Кармен.

— Каждый раз, — и глазом не сморгнув, соврала Джулия.

Кармен закрыла лицо руками.

— Прошу тебя, — взволнованно сказала она, — никогда больше не будем о нем говорить.

Прошло время, когда мать была для дочери опорой и поддержкой. Теперь они поменялись ролями, и Кармен с нетерпением ждала отъезда Лео, чтобы примчаться в мансарду к дочери, с которой она чувствовала себя нужной и любимой. С Изабеллой и Бенни ей было трудно, в их буржуазных

домах она была чужой, лишней.

— Мама! — обратилась к ней как-то Джулия. — Эта квартирка, конечно, очаровательная, но с ребенком в ней будет тесно. Что ты скажешь, если мы переедем к тебе, на улицу Тьеполо?

Джулия была уверена, что все от этого выиграют, а главное, мать не будет чувствовать себя такой одинокой и никому не нужной. К ее удивлению, у Кармен было другое мнение.

— Нет, — твердо сказала она, — свобода стоила мне дорого, и я не откажусь от нее даже из страха перед одиночеством. Дом на улице Тьеполо будет твоим, когда меня не станет. Можешь жить в нем, можешь продавать — твое дело.

— Надеюсь, мне не скоро придется заниматься этим вопросом.

— Неизвестно, — ответила Кармен таким тоном, что Джулии стало не по себе.

Пролежав в постели месяц, Джулия почувствовала, что терпение ее на исходе. Книги, телевизор, разговоры с Лео и Кармен, телефонные звонки коллегам и друзьям — все надоело, однако убежденность в том, что ребенок, которого она хотела, нуждается в ее покое, заставляла Джулию сдерживать раздражение и подчиняться дисциплине. Чтобы немного отвлечься, она стала кое-что записывать. Мысли легко и свободно воплощались в слова, она исписывала страницу за страницей.

Когда пошел седьмой месяц, роман был закончен. Первый роман в ее жизни. Лео прочел его за выходные дни и, возвращая Джулии, прибавил к рукописи серебряную вазу с розой и бутылку шампанского.

— Выпьем за рождение настоящего таланта! — сказал он со слезами радости на глазах.

— Издеваешься? — спросила Джулия.

— Ничуть. Надо отдать рукопись машинистке, в таком виде роман никто читать не будет, а потом предоставь мне заняться его изданием. Я знаю, кому надо показать твое детище. Надеюсь, ты мне доверяешь?

Через месяц ей позвонил сам издатель Рибольди.

— Я всегда говорил, что вы не только очаровательная киска, но и очаровательная ведьма, — со свойственным ему грубоватым юмором сказал Рибольди. — Мои сотрудники из отдела прозы говорят, что ваш роман — просто блеск. Молодчина. Хвалю. Когда сможете, приходите заключать договор. А потом мы это отпразднуем.

Глава 14

Лео привез ее к гинекологу на очередной осмотр.

— Можешь начать двигаться, — разрешил врач. — Малыш твой окреп.

— Двигаться как? — осторожно спросила Джулия.

— Кататься на горных лыжах и скакать на лошади не стоит, — улыбнулся врач, — бегать тоже нельзя. Ходи на прогулки, съезди к кому-нибудь в гости.

— Тогда пригласи меня на ужин, — обратилась она к Лео, — в какой-нибудь загородный ресторан. Можно? — Вопрос уже относился к гинекологу.

— Можно, только осторожно.