Еловые Боги

Мох Сфагнум

...И я покорно отполз в уголок, скорчился там, обхватив колени руками и ткнувшись в те носом. Меня мелко-премелко потряхивало. То, что только что говорило со мной, определенно не было Лаури Карьялайненом. Да никогда у инфра-медика не водилось таких шипящих интонаций - и никогда в его глазах не видел я выражения, как будто на не человек глядит ими, а...

Что?..

Болотная вода, стылая, мертвая - вот что напомнили мне только что глаза Лаури.

Я закусил манжет рубашки. М-мать!

С едва слышным скрежетом сдвинулись экраны, закрывавшие

иллюминаторы (ддаже здесь, в рубке, они всегда оставались опущены, пока корабль находился в инфре, таково было требование техники безопасности - пилоты пользовались какими-то своими методами, а пассажирам смотреть на инфру было совсем ни к чему). И конечно же, я не замедлил нарушить запрет Лаури, и впился взглядом в черную, медленно расширяющуюся полоску открытого иллюминатора...

...Смотреть на инфру само по себе не опасно, опасно ее воздействие, "голод" - оно-то и сводит с ума. Обычно первым признаком был беспричинный страх, но я и так уже боялся, - и потому ничего не почувствовал...

...Пока экраны не сдвинулись полностью, и я не увидел их.

Считается, что увидеть "глубинных зверей" нельзя. О нет, они не призраки, они вполне телесны, просто состоят из какой-то особой материи, вроде бы "мглистой". Но тут против меня сыграл тот факт, что я - сайоник. Я мог видеть "глубинных зверей".

И то, что увидел - успел увидеть прежде, чем с недостойным мужчины придушенным писком зажмурил глаза, - я б, право-слово, с превеликой охотой развидел.

Здесь, в реальности, не в кошмарных "снах инфры", они не походили на зверей - ни на змей, ни на рыб. Не походили вообще ни на что. От одного взгляда на них начинало тошнить.

И - запах.

Как, откуда в рубке появился этот запах - гнилостный, болотный какой-то смрад, откуда, если от тварей нас отделяли армированный супрапластик и мета-стекло!?..

Стая - хотя "стаей" скопление глубинников можно было назвать лишь условно, ученые до сих спорили, к кому их отнести, к животным, или все-таки к физическим феноменам, - окружила шикару. Одельные, самые смелые особи уже протянули к бортам свои... э, щупальца?..
– да, пожалуй, что щупальца, и шарили ими по нашей тонкой, не рассчитанной на глубины броне. И они...

Говорили?

Да, переговаривались. Инфра не вакуум, звук в ней передается вполне хорошо. Твари издавали шипение, но не кошачье или змеиное, а какое-то... клекочущее, высокое, на грани ультразвука - слушать было совершенно невыносимо. Я потянулся зажать уши, и, проклятье - не успел.

О, как я хотел бы - успеть.

...Как я хотел бы - не услышать, как Лаури зашипел и застрекотал - вместе с ними.

– Ал`лхарья ал`гхаа тхеасшай инхшаасси... Шогх`Хелем шаагхси ал`аргха Лауфья ал`лхай...

Как я уже говорил, я не разбирался в земных языках - но это был однозначно не финский. И почему мне кажется, что Лаури - не просто говорит с ними, а... спорит? Спорит, называя чьи-то имена в подтверждение собственной правоты. Во всяком случае, "Шогх`Хелем" прозвучало

похоже на имя, ожгло стылым холодом, запахом мерзлой земли и грибной сырости, коснулось губ еловой горечью; "Лауфья" же повеяло прохладным ветерком, несущим запах яблоневой падалицы и прелой осенней листвы, а вкус имело скорее не горький, а... пыльный?

Нет, нет, не пыльный - золистый... да, привкус остывшей золы. Проклятая синестезия. Эти образы были слишком яркими, слишком насыщенными цветом, запахом, тактильными ощущениями, слишком глубокими - они поймали меня в себя, и далеко не сразу я сумел понять, что стало тихо.

"Глубинники" по-прежнему кружили за иллюминатором. Лаури же издал невнятный звук, - не то смешок, не то стон, и начал медленно оседать прямо там, где стоял. Я успел подскочить, подхватить его под руки - но с невесть откуда взявшейся силой меня оттолкнули, а потом - притянули обратно за ворот, и ухватили за плечи, вцепившись в те.

Лаури дышал тяжело, был страшно бледен. Словно вся жизнь ушла из лица, на котором заострились черты и проступили глубокие тени. Губы инфра-медика были бесцветно-синюшными, и шевелились с заметным трудом:

– Трое... троих приведи.

– Что?
– пролепетал я, когда на меня уставились глаза Лаури - уже не серые, а черные, залитые кромешной темнотой, не различить, где зрачок, а где радужка...

Глазами Лаури глядело что-то древнее, - древней и страшней инфры, древнее, равнодушное и бесчеловечное.

– Троих, - прошипело это, черное, глядевшее на меня из глаз Лаури, - Кромешники не тронут меня, на мне метка Еловых Богов... тебя не тронут, потому что ты пахнешь сейчас моей кровью. Но они не уйдут... без добычи. Трое. Они согласились... взять только троих.

Я почувствовал, как мои губы шевелятся, силясь вытолкнуть слова - но вырывается наружу только бессмысленное сипение. Меня снова встряхнули за плечи:

– Ид... иди. Быстро. Троих... троих отдать придется, я больше ничего не могу для них сделать... не могу призвать сюда Еловых Богов, мы... мы чересчур далеко от Маналы, они не услышат. Иди. Иди, Флеминг... пожалуйста!..

– Нет!
– наконец-то я сумел заставить себя выговорить это, - Нет! Так не пойдет, нельзя!

– Тогда они просто умрут. Все они.
– выдохнув это, Лаури без чувств упал мне на руки. Я опустил его на пол - и присел рядом, потряс головой. Меня колотило, зубы постукивали друг о друга, даже колени позорно и жалко тряслись. Это все было слишком.

Трекляная страшная сказка - трекляный фильм ужасов.

– Вот же... p-perkele, - обратился я не то к глубинникам, не то к сплетению кабелей под потолком, и подавился подхваченным от Лаури финским ругательством, чьего перевода не знал. Прокашлявшись, сумел кое-как встать. Под весом тела ноги подгибались, будто из них вынули все кости, мышцы же и вовсе обратились в тряский студень. Помянув еще пару словечек, на сей раз байкальских, я кое-как дотопал до пилотской капсулы, и без особых надежд постучал в ее бок: