Еловые Боги

Мох Сфагнум

Девушка задумчиво посмотрела на меня, склонив голову, и как будто бы что-то решая. Затем кивнула себе - и обернулась на юг:

– Вот там гора... горбатая такая... вы видеть ее? Это Медвежий Горб, за ним уже Жестокая Земля... ходить туда запрет, опасно, кто идти, тот уже не вернуться назад. Там вы отыскать... своего друга. За Медвежьим Горбом перейти через речку Белую там есть Змиев Камень, скала, тоже белая, на ней днем змеи греться выползать... туда идти вам, туда, на болота. Там жить господин Лауфья, когда приходить из Жестокой Земли. Но если он не захотеть, вы его не найти.

"Не найдем, если он не захочет, вот как?.. Ну, Лаури-Лауфья, лучше бы тебе и вправду спрятаться подальше, за горами, камнями и реками - потому что когда я наконец-то разыщу тебя, то схвачу за ухо и буду трясти, пока

не вытрясу пару-другую ответов!.."

– Спасибо, - это я сказал уже вслух, передавая девушки два увесистых мешочка, набитых монетами и, после некоторого колебания, добавляя к ним третий. Мне все равно ни к чему, а девчонке - сбежит там она в столицу свою или нет, - будет по местным меркам весьма неплохое приданое, - И мой тебе совет, повремени пока с побегом, хоть год, ну а лучше бы два. А там, глядишь, и вовсе сбегать перехочется, - подмигнув девушке, я пропустил ее вперед себя под скрывавшую вход в дом шкуру, и сам нырнул следом, - у-уф, пронесло, все еще вроде спят. Девица шмыгнула в свой угол, отгороженный занавесями, я же завалился на жесткий сундук и завернулся с головой в колючее одеяло, к чьему "аромату" за ночь успел притерпеться. Удивительно, но оставшийся до раннего деревенского подъема час я проспал сном младенца - глубоким и на диво безмятежным, какого уже долгие годы не знал. По пробуждении спросил у хозяев, где б умыться - как оказалось, немудрящие удобства размещались во дворе, под навесом, и являли собой рукомойник да корыто с ледяной водой, в котором предполагалось ополоснуться, раздевшись по пояс (от каковой привилегии мы с Отто, ежась на утреннем холоде, предпочли отказаться). Разделив с семьей Лейно завтрак, мы отблагодарили любезных хозяев за гостеприимство, и, получив напутствие не соваться южнее Медвежьего Горба, а также сверток с теплыми пирогами в дорогу, покинули приютивший нас кров. Я поделился с Отто полученными от хозяйской внучки сведениями, скромно умолчав, что, вообще-то, купил те - в сухом остатке, без еловых суеверий, оставалось следующее: Лаури здесь, и искать его надлежит как раз-таки южнее Медвежьего Горба. Разумеется, перебираться через реку и искать какой-то облюбованный местными змеями камень ни у меня, ни у Отто желания не было - так что, пораскинув мозгами, мы решили просто-напросто отыскать нужные нам ориентиры с борта "стрекозы".

– Может, все же сначала вернемся в столицу, доложимся Фрэйзеру?
– засомневался было Отто, изучая показания датчиков на приборной панели, и прислушиваясь к мерному гулу разогревавшихся двигателей, - Да и топлива осталось не то чтобы много, заправиться бы не мешало...

– Да мы же и не собираемся садиться там! Сделаем круг, разыщем этот самый камень, речку и болото - и вернемся, делов-то на пару часов - к вечеру будем в столице, а заночуем уже на "Кумари"!
– бодро откликнулся я, забираясь в пассажирское кресло, и ища, куда бы пристроить сверток с аппетитно пахнущими пирогами, - Да и...
– припомнил кое-что, и бодрость смыло как водой, - Фрэйзер как бы сказал, что без результатов, второй порции антивируса мне не видать, - так уж вышло, что Отто оказался в курсе моей маленькой проблемы. Потерев шею, пилот сочувственно прокряхтел:

– Да-а, угораздило же тебя, приятель, попасться на крючок к принцессе нашей белобрысой... ладно, тогда пристегнись - и погнали. Нечего топливо зря прожигать.

И поднял "стрекозу". Мы не решались пока набирать высоту (не хотелось бы зря смущать местных), и до самого Горба шли тихим ходом, держась почти что у верхушек вездесущих черных "елок". Миновав гору, служившую пограничною вешкой - и первым нашим ориентиром, немного расслабились, поднялись выше. Под брюхом "стрекозы" чернели на холмах еловые леса, алели поляны, поросшие чем-то паутинно-хрупким, похожим на вереск, но с мелкими голубыми цветами, серебрились круглые блюдца озер... я щурил глаза, выискивая реку, второй ориентир. Ага, вот она, совсем мелкая, петляет меж разбросанных всюду камней - вода кипенно-белая, и течет странно тихо, почти не журча. Спустя еще полчаса лета мы заметили наконец третий и последний из обещанных девушкой ориентиров - белую скалу, весьма приметную среди темной еловой зелени. Я азартно потер руки, разглядев, что впереди лес редеет, и меж деревьев сверкает на солнце вода, -

похоже, мы наконец добрались до цели нашего пути, болот, где якобы и обитает Лаури.

...Змеи, гревшиеся на скале, растревоженно зашипели, когда пронеслась в небе над ними железная птица, большая и шумная; человек, что сидел между змей, поднялся на ноги. Не слишком он походил на жителей оставшейся далеко на севере деревни, Барсучьего Лога - не было на нем амулетов, и едва ли кто из деревенских мог бы похвалиться такими глазами - сплошь черными, без белка и без радужки...

Он поднял руку вслед железной птице, указал на ту посохом - корявой веткой, увенчанной черепом. И с болотной глади далеко внизу сорвались птицы - дюжины и дюжины, белые, хрипло кричавшие птицы. Они окружили железную пришелицу, - и бросились на ту, царапая корпус когтями, долбя клювами лобовое стекло, заливая его своей кровью.

...Смотря, как падает в болото ослепленная "стрекоза", чьи двигатели забило смесью мяса, перьев и птичьих костей, человек опустил посох, и, попрощавшись со змеями, спустился с Камня. Змеи разочарованно глядели ему вслед - нечасто они виделись с черноглазым человеком, что понимал их язык и знал вход в Царство Змеево.

А человек неторопливо шел на юг. Теперь, когда отвратительный грохот, что издавала незваная гостья, умолк, стало тихо, - так тихо, что слышно сделалось, как копошатся в подлеске мыши да растет призрачный мох на полянах. И истинные хозяева здешней земли, проснувшиеся было, еще порыскали немного тяжелым взглядом по окрестностям Змиева Камня... но, не отыскав в небе над тем потревожившей их шумной птицы с железными перьями, опять уснули в корнях черных елей. Уснули - в терпеливом ожидании следующей жертвы, которой удумается забрести на запретные земли, нарушить млечно-белую, заповедную их тишину.

Черноглазый человек покачал головой.

"Идиоты".

– Флеминг! Эй, Флеминг! Просыпайся уже, мозголом чертов - мы тут в полной заднице! Эй... ну ты же, надеюсь, не собрался помереть тут, Флеминг, а?..
– сквозь туман в голове пробивался голос яростно ругавшегося Отто. На последней фразе в нем скользнула жалобная нотка, что немало меня удивило. А еще... я прислушался к собственным ощущениям - хм, я, похоже, лежу на земле, щекой на чем-то мшистом таком, и немного сыром. И одежда мокрая, и с волос что-то капает... это с чего бы?

– Флеминг, мать твою, какого квазара ты дрыхнешь, давай, продери-ка свои ясны очи!
– Меня снова встряхнули за плечи - а затем еще и безо всяких церемоний облили водой. Кое-как проморгавшись от белого марева, плавающего перед глазами, я зашевелился, силясь дать понять - я жив, и избежать повторного купания в до жути холодной воде, пахнущей, почему-то, болотом:

– Д-дитмар?

– Ну, слава Неблагой!
– в смехе Отто отчетливо слышалась нервная нотка, - А я-то уж, грешным делом, подумал, что ты и вправду собрался... того, - постепенно зрение прояснялось, и рассасывался студень, склеивший мозги, мешая соображать. Тупая боль в затылке, впрочем, никуда уходить не спешила, - Попить тебе дать?

– Спасибо, уже напился, твоими стараниями, - проворчал я, отводя от своего лица руку Отто с бутылкой, - улетая с "Кумари", мы озаботились взять с собой ящик воды, справедливо опасаясь за безопасность пития местной озерной воды, в которой черти-что могло водиться или быть растворено. Липкий студень в мозгах рассосался между тем окончательно, и я вскочил на ноги, припомнив, что видел последнее, - перед тем, как "стрекоза" ухнула вниз, и что-то тяжелое приложило меня по затылку, - Мы что, в болото рухнули, когда на нас напали те сумасшедшие птицы?!

– Как видишь, да, - фыркнувший Отто обвел вокруг рукой с так и зажатой в ней бутылкой - приглашая обозреть обширное пространство черной стоячей воды, с торчащими из него тут и там елками, перемежавшееся редкими островками вроде нашего, невысокими и поросшими мхом. Мох, кстати, был крайне зловещего вида - черный, с редкими прозрачными цветами, испускавшими аромат, навевавший зевоту.
– И самое паршивое, что того белого камня не видно, и солнца не видно, видишь, небо хмарью какой-то затянуто - где тут север, где юг, разве глубинник какой разберет, и как нам добраться назад до деревни?..