Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
Его магия… Конечно, я же всегда знал, что он невероятно сильный маг. И всегда, думая об этом, я задавал себе один и тот же вопрос. И сейчас задаю этот вопрос ему:
– Северус, но ведь обладая такой магией, ты сам без труда мог бы покончить с Волдемортом? После того, как мы добыли крестражи. Почему ты…
– Почему я не убил тебя, Гарри?
И тогда я опускаюсь перед ним на гладкие плиты пола и обхватываю его колени, зарываясь и них лицом. Лица праведников, что окружали меня в моей глупой короткой жизни, кажутся мне сейчас наспех намалеванными картонными масками. И только одно лицо - лицо грешника - пронзительно реально и невыносимо любимо. А он просто кладет руку мне на голову и гладит мои волосы, и так же, как когда-то очень давно, перебирает их, словно запутываясь. А
– Ты и вправду Великий Мастер, Северус.
И он не смеется.
* * *
Сны.
После того нашего разговора проходит, должно быть, пара дней, не больше, когда я вдруг просыпаюсь где-то под утро от стонов и тихого бормотания, которое я слышу рядом. Черт, Северус! Я приподнимаюсь на локте, уже довольно светло, и мне хорошо видно его лицо в сероватом утреннем свете - неплотно прикрытые глаза, я даже вижу, как беспокойно движутся белки глаз под чуть приоткрытыми веками, пряди влажных волос, прилипших к бледному высокому лбу, заострившиеся черты лица, сжатые губы. Я никогда не видел, чтоб пальцы его рук так сжимали край покрывала, будто их свело судорогой. И дышит он хрипло, мечется по подушке, и я с трудом могу разобрать свое имя, которое он пытается произнести, словно зовет меня. Я сначала робко, а потом уже более настойчиво трясу его за плечо, пытаясь разбудить.
– Северус, проснись, пожалуйста, - у меня выходит довольно жалобно, потому что мне страшно.
Вдруг с ним что-то случится? Вдруг это ОНА пришла, чтобы забрать его во сне? Почему он не просыпается?
– Северус!
Но кошмар и не собирается выпускать его, напротив, затягивает все глубже, дыхание его становится отрывистым, пальцы вцепляются в ворот футболки. Это я виноват, опять я! Зачем я полез расспрашивать его обо всем? Что я там хотел услышать? Северус, Северус, как мне разбудить тебя? Но у него же всегда получалось, получалось же успокоить меня, что бы мне ни снилось. Я осторожно глажу его руку, предплечье, ощущая ладонью судорожно напрягшиеся мышцы. Я не знаю, позволено ли мне касаться его. Кладу руку ему на лоб - он кажется мне очень холодным, и я безумно пугаюсь. Вдруг он умирает, вдруг это какое-то заклятье, от действия которого он не может сам освободиться? А я сижу рядом и разглядываю его, как идиот, не пытаясь ничего предпринять! Мысль о заклятии, нет, проклятии, кажется мне, видимо, вполне жизнеспособной, потому что только она объясняет то, что я делаю дальше. Не знаю, была ли сказка о Спящей Красавице в той книжке маггловских сказок, что читала мне мама, но я, зажмурившись, наклоняюсь к нему и целую - нет, не в губы, я бы не посмел, нет, очень осторожно, в уголок рта, и вновь зову его. И даже успеваю провести кончиками пальцев по его лицу от виска к подбородку, стирая капельку пота, как вдруг он неожиданно и резко опрокидывает меня обратно на подушку, полностью подминая под себя. Я понимаю, что мне не вырваться, потому что его руки крепко обхватывают меня за запястья, не позволяя двинуться, а он уже раздвигает мои ноги одним быстрым грубым движением, упираясь коленом мне в пах. И он целует меня. Нет, не так мягко и нежно, как делал это раньше. Впрочем, куда там, он вообще никогда не целовал меня вот так. Так целуют, наверное, только тогда, когда всего несколько секунд отделяют от последнего шага, когда дальше - только полное слияние тел. И неважно, хочу я этого или нет - вообще все неважно. Он буквально вгрызается в мои губы, заставляя приоткрыть их шире, мне больно, я слышу, как он стонет мое имя, чувствую его тяжелое тело, стремящееся, кажется, каждой своей клеточкой соприкоснуться с моим. Я даже не успеваю испугаться, не пытаюсь сопротивляться, хотя понимаю, что сейчас произойдет. Еще раз. Опять. Четвертый ритуал. На этот раз с человеком, которого я люблю. Пусть так. И, наверное, все бы так и случилось, но в какую-то секунду я ловлю его взгляд - и понимаю, что в его глазах по-прежнему стоит сон. Тот самый кошмар, который никуда не ушел, не сгинул, что заставлял его задыхаться и метаться по постели несколько минут
– Северус, Северус, проснись, - у меня, наверное, получается очень тихо, мне тяжело говорить и дышать, когда я полностью распластан на кровати и придавлен его телом, а он продолжает терзать мои губы.
– Северус, пожалуйста…
И внезапно я вижу, как сон покидает его глаза. В них секундная растерянность, непонимание - и сразу же боль и невероятное отвращение. К себе. К тому, что он чуть было не сделал.
– Гарри, - неверяще шепчет он, шепчет, потому что голос к нему еще не вернулся, - Гарри, прости меня. Почему ты…
И он немедленно скатывается с меня, стремится отодвинуться подальше, создавая безопасное расстояние между нашими телами. Он с трудом переводит дыхание и, все еще лежа на спине и не глядя мне в глаза, спрашивает:
– Почему ты позволил мне? Гарри, почему? Почему ты даже не сопротивлялся?
– Я…, - мой голос чуть дрожит, наверное, я все же успел испугаться, хотя, скорее, не за себя. Я же думал, что с ним что-то случилось.
– Я не мог разбудить тебя, тебе что-то снилось страшное…
– Страшное… Да, снилось. Гарри, почему ты позволил мне наброситься на тебя?
Вот теперь он садится в кровати и смотрит на меня в упор.
– Ну…
Я не могу подобрать слова, когда он так смотрит. Недобро, напряженно. Будто это я виноват в том, что случилось. Я знаю, пытаюсь успокоить я себя, так бывает - человек осознает, что он сделал что-то плохое, сам в ужасе от этого, но винит свою жертву. Так бывает… Только вот он не сделал ничего ужасного, а я вовсе и не жертва.
– Северус, что тут такого?
– говорю я.
– Гарри, ты что, позволишь мне делать с собой все, что мне заблагорассудится? Почему? Ты сошел с ума?
«Да потому что я люблю тебя, потому что не боюсь, потому что, кажется, пойму и оправдаю все, чего бы ты ни сделал», думаю я про себя. Но я же не могу сказать ему это! Под этим словно пригвоздившим меня к подушке тяжелым обвиняющим взглядом. Мерлин мой, я же ничего не сделал! Просто пытался разбудить его. И поцеловал. Совсем чуть-чуть. В самый уголок красивого рта. Как мне очень давно хотелось.
Он резко поднимается, стремясь оказаться как можно дальше от этой чертовой кровати, от меня, отходит к окну, опирается руками на подоконник. И я, не в силах оторвать взгляд, все смотрю и смотрю на его высокую фигуру в свете блеклого утреннего света. Его голова и плечи опущены, и он ничего не говорит, видимо, все еще пытаясь прийти в себя. Да, вот теперь и я знаю о его желании, о котором мне не было позволено узнать.
– Нам нельзя больше спать вместе, - наконец, говорит он.
– Я представляю для тебя опасность.
– Но… но, Северус!
Как он может! Я же не могу без него! Ничего не могу! Ни спать, ни дышать, ни жить! Только я, похоже, понимаю это слишком поздно, потому что сейчас уже не смогу сказать это. Да он и не захочет слушать. Потому что, когда он, наконец, поворачивается ко мне, бездумно вертя в тонких пальцах незажженную сигарету, я встречаю абсолютно непроницаемый ледяной взгляд. Он полностью закрыт, он не должен был позволить увидеть мне свое запретное желание. Но почему запретное? Что я сделал? Чего я не сделал? Если бы я поддался ему, все стало бы только хуже. Он думает, что противен мне теперь? Да, наверное, он должен думать именно так, но он же не даст мне ни малейшего шанса разубедить его.
И я понимаю, что мне здесь не место. Потому что он сам так сказал. И у меня ничего сейчас не выйдет, даже если я рухну перед ним на колени. Я этого не сделаю. Я просто встаю, одергиваю футболку, стараясь не смотреть на него - его отстраненный взгляд жжет меня. Я беру свои вещи со стула, стараясь двигаться не торопясь. Я только не знаю, куда мне сейчас идти. Ранним утром в еще не проснувшемся, наполовину разрушенном Хоге.
– Гарри, - окликает он меня, видя, как я направляюсь к двери, - Гарри, я же не прогоняю тебя.