Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
– Ты что, с ума сошел? Ты думаешь, у меня такое извращенное представление о подарках? Я совершенно забыл о нем, видимо, это просто был удобный день, чтобы выбраться из Хогвартса. А ты много вспоминал о своем, когда накануне сбежал из Норы и начал ваше бесперспективное странствие по лесам?
Мне не хочется отвечать на этот вопрос, потому что мой день рождения для меня теперь запретный день.
– Знаешь, - говорю я и опускаю голову, - предлагаю забыть, что в моей жизни такой день вообще существует.
– Извини, я не подумал.
А сам протягивает мне открытую сигаретную пачку, и я торопливо угощаюсь, пока он не передумал. Может быть, он вообще так задумался,
– К черту день рождения, лучше расскажи дальше, - прошу я. У нас все равно, куда ни кинь взгляд, обвалы, обрывы и трагедии, так что проще плюнуть на то, что для кого обидно или тяжело.
– А, ну да, - Северус с удивлением смотрит на меня, кажется, только что заметив, что сам дал мне сигарету.
– Тебе же нельзя курить.
– Нельзя, но ты сам мне дал.
Он опять усмехается и продолжает, не пытаясь отнять у меня сигарету:
– Так вот, так мы и жили, пока мне не исполнилось лет десять. Матери, разумеется, пришлось заниматься со мной, хотя бы для того, чтоб соседи были в целости и сохранности. Причем жизнь, окружавшая меня, была настолько убогой, что мне и в голову не приходило, что кто-то может жить иначе. Друзей у меня, как ты сам понимаешь, при моем характере водилось немного. Но были. Как говорил мой батюшка, никчемное отродье вроде меня.
– Ты всегда был такой, как сейчас?
– Похоже, что да. Не все же рождаются такими лучезарными, как ты.
– Северус, а каким бы я стал, если бы в свое время ты не отдал свою жизнь за жизнь моих родителей?
– Кто знает? За жизнь твоих родителей… Ну да, как раз в десять лет я и заметил, что если даже ты живешь в таком безрадостном месте, то вовсе необязательно превращать свою жизнь в ад… Потому что совсем недалеко от нас, практически на соседней улице, как-то незаметно появились Эвансы. Ты хоть раз видел своих бабку с дедом?
И я вдруг как-то смутно вспоминаю маленькую беленькую кухню небольшого дома, где бабушка - изящная миловидная женщина со старательно завитыми на бигуди седеющими волосами ставит передо мной кусок орехового пирога, а дедушка пытается тут же, на кухонном столе, запустить для меня игрушечную железную дорогу, потому что иначе есть я не желаю.
– Видел, но я, кажется, был совсем маленьким, когда мы ездили к ним с мамой. А потом как-то… Наверное, мама все больше отдалялась от них, живя среди магов. Я даже не знаю…
– Они были очень милые, поверь. Если даже я это заметил, будучи таким малолетним гаденышем, каким я тогда и являлся. Правда, просто хорошие люди, хотя тоже были и небогаты, и ничего особенного из себя не представляли. И у них было две дочки - одна такая дылда с лошадиным лицом…
– А, это тетя Петуния, я ее тоже видел один раз в жизни…
– Ну да, а вот вторая была твоя мама, - Северус вновь наполняет бокал виски, причем наливает не как он обычно это делает - чуть-чуть на дно, а как следует наполняет, минимум на четверть.
– Если ты думаешь, что я немедленно побежал к ним знакомиться, ты глубоко ошибаешься. Но Лили сама пришла к нам, кошку нашу принесла, которая повадилась лазить к ним на кухню. И я не знаю, как вышло, что мы с ней познакомились… Я увидел аккуратненькую девчонку в клетчатом платье с белым бантиком в рыжих волосах - и сразу понял, что она совершенно не такая. Что таких здесь вообще не бывает. А она держала эту чертову старую облезлую кошку, у которой шерсть торчала клоками, и всякий нормальный человек, увидев это чудище, не стал бы прижимать это к себе, опасаюсь блох, лишая и прочей
– Ты знал, что она волшебница?
– Да, я сразу же догадался. Когда летом через год мы оба получили письма из Хогвартса, моя мама даже ходила в Эвансам, объясняла им что-то про школу, волшебство. Они не хотели ее отпускать, но, как ни странно, решающим аргументом стало то, что я тоже поеду.
– А твой отец? Как он тебя отпустил?
Северус недобро смеется.
– Думаю, по крупному счету ему было совершенно все равно. Но вот то, что у матери откуда-то взялись деньги на частную школу, а вот в пиве и лишней пачке сигарет она ему вечно отказывала, это его уязвило.
– И вы потом с ним так никогда и не помирились?
Северус ненадолго замолкает. Я вижу, как на его лицо падают отсветы заходящего солнца, на секунду освещая его, отражаюсь в темных глазах. А потом сразу же ложатся резкие тени - складки у носа и губ становятся глубже… Он закидывает ногу на ногу, поворачивается ко мне чуть боком, прикуривая очередную сигарету.
– А мы и не ругались с ним. Знаешь… Наверное, для него это тоже было разочарованием - то, что его единственный ребенок совершенно на него не похож, абсолютно не вхож в его мир, который он считал миром нормальных людей. Что со мной нельзя запросто вместе посмотреть футбол, угостить тайком от матери пивом, показать друзьям, похлопывая по плечу, говоря что-нибудь вроде «вот, это мой пацан, похож, правда?» Что меня зовут не Билл или Сэм… Они оба уже умерли. Не спрашивай, почему и отчего, я не знаю. Это было в мое отсутствие. К тому же, матушка выгнала меня из дома, когда узнала, что я служу Темному Лорду. Можешь пожалеть меня, как сироту…
Как странно, думаю я, вот он - человек, практически лишенный каких-либо привязанностей с самого детства. Если я спрошу его сейчас какую-нибудь глупость про любовь к родителям, он даже не будет знать, что мне ответить. Но именно благодаря тому, что он отдал пятнадцать лет своей жизни, я вырос таким, какой я есть. У меня есть эти пахнущие яблоками и корицей воспоминания, аромат рождественских печений, звуки Их голосов, раздававшиеся в доме, эти сладкие «Гарри, мой маленький, а мишка с зайчиком нам спать не мешают?» Не мешают, мама. И я вдруг так ярко осознаю, кому я этим обязан, что мне становится трудно даже взглянуть на него.
– А конфеты?
– я задаю этот совершенно невинный вопрос, потому что мне кажется, я сейчас просто начну реветь.
– А конфеты… Знаешь, мы ведь были бедны, как церковные мыши, и Эвансы тоже. Твой дедушка был каким-то мелким служащим, у них было двое детей, так что миссис Эванс весьма предсказуемо сидела дома и вела хозяйство. Когда в тот год пришло Рождество, мы с Лили понимали, что к нам с ней если и нагрянет какой-нибудь добрый волшебник с подарками, то будет он из самых скромных. На чиненых-перечиненых санках, и олени у него будут тощие… И мы отправились посмотреть на магазины поближе к центру города - было холодно, мы стояли, прижав носы к витринам… А там были горками сложены совершенно необыкновенные конфеты с разными начинками, плитки шоколада. Сквозь стекло мы прекрасно видели, как хозяин магазинчика осторожно раскладывал их в маленькие кулечки, взвешивал и подавал покупателям. Среди которых, как ты сам понимаешь, наши родители не значились… А потом нас кто-то прогнал от витрины, сказав, что мы ее всю залапаем. Честно говоря, я его проклял, - Северус вдруг озорно мне подмигивает.