Это могли быть мы
Шрифт:
– Ай! – вскрикнула она. – Она была там! Я почувствовала! Я почувствовала ее крылья!
Адам загоготал.
– Как говорит папа, это всего лишь укус.
Позднее Эндрю понял, что испытал чувство, близкое к благодарности за произошедшее, так не хотелось ему заканчивать этот разговор.
Эндрю осторожно постучал в дверь комнаты Оливии, которая когда-то была гостевой. С тех пор мало что изменилось – то же неброское кремового цвета покрывало и шторы, горшок с сухими ароматическими
– Я принес тебе горячий шоколад, – сказал он.
Оливия была в саду, переживая в уединении что-то вроде нервного срыва, и он с ужасом ждал последующей беседы.
– Я уже почистила зубы, – засопела Делия.
– Все в порядке. Это особое угощение.
Она села, взяла в руки чашку и подула на бурую пенку, образовавшуюся по краям.
– Спасибо.
Он неловко присел на край кровати Оливии. Как всегда, кровать была заправлена аккуратно как в гостинице, словно Оливии и не существовало: ни морщинки на одеяле, ни отпечатка головы на подушке.
– Я хочу извиниться за то, что сделал Адам. Это было жестоко.
Она вздрогнула.
– Ненавижу ос. Эти крылья… Я почувствовала их прикосновение, – ее пальцы нервно затрепетали. – А он что, плохой мальчик?
– Э… Он очень часто злится.
– Потому что его мама ушла?
Боже! Своей проницательностью эта девочка резала без ножа.
– Возможно. Надеюсь, твой палец скоро заживет.
– Заживет. Хотя бы у меня нет той штуки, о которой ты рассказывал, которая на ана…
Анафилаксия. Она запомнила.
– Это правда. Так что, на самом деле, тебе не нужно бояться ос.
По щеке девочки скатилась еще одна слеза.
– Эндрю, а с мамой все хорошо?
– Думаю, да. А что?
– Она очень не любит, когда мне больно. Начинает плакать и говорит, что это она виновата.
– Но виноват был Адам.
Делия покачала головой.
– А она думает, что она. Ты скажешь ей, что это не так? Иначе она может больше не разрешить мне приехать, – новая слезинка затрепетала на ее ресницах. – А я хочу приехать. Здесь так весело.
Боже! Боже! Боже! Весело? В этом доме? Бедная девочка. Эндрю впервые действительно осознал, что мать оставила Делию точно так же, как Кейт. Чтобы растить его детей. Но почему? Он никогда ее об этом не просил. Почему она не могла жить с собственной дочерью? Что это за ужасный страх, будто ее присутствие может причинить вред Делии, если она прекрасно ухаживает за Адамом и Кирсти? Он этого не понимал.
– Конечно, скажу. Постарайся уснуть.
Ему хотелось назвать ее как-нибудь ласково, может быть, «милая», вроде тех слов, которые он, в основном мысленно, адресовал Кирсти. Но это было бы неправильно.
За дверью Адам, скрестив ноги, сидел на полу и хмурился в пустоту.
– Ну? –
Адам даже не потрудился сказать, что не хотел этого. Явно хотел. Вместо этого он произнес тихим невыразительным голосом.
– Ты ее любишь больше, чем меня.
– Что?
– Ее. И Кирсти тоже. Все всех любят сильнее, чем меня.
Эндрю слишком устал.
– Приятель, конечно же, это неправда. Я тебя очень люблю, и Оливия тоже.
– Она не любила, – еле слышно произнес мальчик, и Эндрю понял, кого он имел в виду.
Не Оливию или Делию, даже не Кирсти. Свою мать, о которой так редко говорил.
– Если ты хочешь об этом поговорить… – неуверенно пробормотал Эндрю.
Адам вскочил, убежал к себе в комнату и захлопнул дверь. Эндрю вздохнул. Поворачиваясь, он заметил что-то на полу. Это был наполовину просунутый под дверь Делии обрывок бумаги с нарисованной огромной смешной зубастой осой и надписью большими буквами: «ИЗВИНИ». Он оставил записку на месте.
Эндрю спустился вниз, понимая, что оказался в ловушке, что должен дать то, чего у него нет. Оливия сидела в гостиной перед включенным телевизором, что по его опыту было дурным знаком. Она смотрела в экран стеклянным взглядом.
– Прости. Адам… он… наверное, нужно обратиться за помощью. Я поищу нового психолога, – Адам терпеть не мог тех, кого назначала социальная служба. – Но с Делией все в порядке.
– Она больше сюда не приедет, – сказала Оливия.
– Только не это. Она такая милая…
Счастливый, любящий ребенок.
– Оливия, послушай, она хочет быть с тобой. Нет причин ей не приезжать, или даже…
Но тут он осекся. Предложи он, чтобы Делия постоянно жила с ними, и снова всплывут все невысказанные проблемы. Вроде того, кем приходятся друг другу он и эта женщина, живущая у него в доме.
В голове тут же поднялась целая буря оправданий: он не просил ее переезжать, она была лучшей подругой Кейт и он, конечно же, не собирался сразу же бросаться в ее объятия, а она никогда не говорила, что испытывает к нему что-то кроме дружеских чувств. Но буря тут же утихла под напором нахлынувшего чувства вины. На самом деле, Оливия ради него бросила все, даже собственного ребенка, а он все равно, то ли по робости, то ли от страха, то ли из чувства вины, не мог дать ей взамен даже такой мелочи.
– Тебе нужно чаще с ней видеться, – сказал он, запинаясь. – Понимаю, это не мое дело, но ей это нужно. Она – твоя дочь. Ты не можешь просто так ее бросить.
На секунду ему показалось, что он разговаривает с Кейт.
– Ей будет больно, – Оливия говорила так тихо, что он едва мог ее расслышать. – Ей лучше без меня.
– Не лучше, она любит…
Оливия повалилась вперед, согнувшись пополам, и из ее рта вырвался пронзительный вой.
– Оливия? Прости, я не… Я не должен был…