Это могли быть мы
Шрифт:
– Хм… Хочешь спуститься?
Он протянул руку очень осторожно, словно перед ним был дикий олень, хотя Адам в девятилетнем возрасте едва ли взялся бы за нее. Более того, он не сделал бы этого и в более раннем возрасте. Мальчик не обратил внимания на протянутую руку и, развернувшись, поднялся обратно.
Эндрю спустился. Женщина не прекращала танцевать еще с минуту после его появления.
– Привет… – нервно сказала Оливия. – Э… Это новый дефектолог Кирсти.
– Сандра, – представилась женщина. – Итак, что тут у нас?
Сандра смотрела Эндрю прямо в глаза, и он почувствовал, что лоб покрывается испариной.
– Нет смысла тянуть
«Дык». Она даже грамотно говорить не умеет, а он должен доверить ей своего ребенка?
– Ее матери с нами нет, – выдавил из себя Эндрю.
– То есть мачеха?
Он увидел, как взгляд Оливии помутнел от неловкости и метнулся в сторону.
– Оливия – наш очень хороший друг. Чем вы тут занимались? Она ведь практически не реагирует на музыку, как нам кажется.
Сандра погладила лоб Кирсти раздражающим жестом собственника.
– О… Было доказано, что музыка может стимулировать их, воздействовать на мозг, и это облегчает коммуникацию. У меня докторская степень, – она подтянула легинсы. – Ох… Как же они впиваются в задницу…
В этом была она вся. Шумная, грубоватая и совершенно не боящаяся никого и ничего. К нему она обращалась «любовь моя». Обе руки в татуировках, морщины курильщика на губах, леопардовые легинсы, трое сыновей-подростков от разных отцов. Но при всем этом она была умной и сильной. До того, как выучиться на дефектолога, она была соцработником. Эндрю подозревал, что Оливия ее немного побаивалась. Иногда столь сильное различие между ними тревожило, словно само ее присутствие в этом мире способно полностью уничтожить его. Но все же в тот вечер он немного задержался во время обычного обхода детей перед сном. Адам уже спал, свернувшись плотным калачиком. Эндрю обычно поправлял ему одеяло и иногда волосы, хотя Адам иногда отдергивал голову во сне, что-то бормоча под нос. Как и каждый вечер, он толкнул открытую дверь в комнату Кирсти и увидел, что девочка не спит. Она принимала множество лекарств, которые помогали ей засыпать и просыпаться, предотвращали припадки, регулировали пищеварение и кровообращение. Оливия с помощью мобильника выводила на стену проекцию цветастых морских существ, которая сопровождалась тихой детской мелодией. Глаза девочки, казалось, вовсе не следили за ней, просто уставившись в пустоту. Узоры света и тени на ее радужках. Было неясно, многое ли она способна увидеть даже после операций на глазах, а еще на ушах, бедрах и сердце. Каких же усилий требовало поддержание жизни в этом крошечном тельце!
– Кирсти, – произнес он тихим голосом.
Она не повернулась на голос. Она не знала своего имени. Или знала?
– Это я – твой отец. Папа.
На этом слове он поперхнулся и вдруг искренне разозлился на Оливию. Он давно потерял надежду на самое простое – что дочь когда-нибудь узнает его, посмотрит на него, назовет его папой. Как она смела снова дать ему эту опасную надежду?!
Эндрю, наши дни
– Готов?
– Почти. Осталось только запонки найти.
– В шкатулке в тумбочке.
Оливия вошла в его комнату, которая так и оставалась только его комнатой, раз она ни разу здесь не ночевала, и открыла нужный ящик. Ее движения были изящными и уверенными, и она мгновенно нашла нужную ему вещь. Его раздражало то, насколько он зависит от нее. Она даже без просьбы с его стороны подошла к нему, помогла застегнуть запонки и улыбнулась.
– Знаешь, все будет
– Я и не беспокоюсь.
Хотя на самом деле он беспокоился.
– Это так волнительно. Но, понимаешь, большие мероприятия…
Они всегда его тревожили, и в действительности он очень нервничал, думая, что будет, если никто не придет или, наоборот, придет слишком много людей и будет тесно, не всем хватит вина. Он просил приглашенных подтвердить участие, но, похоже, никто моложе сорока больше не понимал, зачем это вообще нужно. В животе урчало, в груди жгло, словно вместо сердца был огненный шар. Оливия и об этом подумала.
– На всякий случай у меня в сумочке есть средство от изжоги. Поезд через пятнадцать минут.
– Знаю. Послушай, я спущусь через минуту.
– Хорошо.
Она развернулась, и он запоздало понял, что нужно было сделать ей комплимент по поводу платья с цветочным узором, макияжа и волос, которым она каким-то образом умудрилась придать еще больше блеска.
– Кстати, ты очень здорово выглядишь.
– Ты тоже.
Она вернулась, положила ладонь на узел его галстука. Он затаил дыхание. Они так редко касались друг друга за те пятнадцать лет, что прожили под одной крышей.
– Знаешь, я тобой очень горжусь.
И она вышла, оставив за собой аромат духов, неуловимый как сон. Эндрю посмотрелся в зеркало – меньше волос и больше морщин, чем он рассчитывал для выхода первой книги, в костюме и при галстуке. Не слишком ли формально? Господи, он понятия не имел. Ребята из его группы по писательскому мастерству вечно носили рваные джинсы и протертые джемперы и натягивали вязаные шапочки на немытые головы. Они, пожалуй, подняли бы его на смех.
Оливия вернулась уже одетая и протянула Эндрю его плащ.
– Идем, великий писатель.
От этой фразы он поморщился. Ее неприкрытые похвалы и поддержка все еще казались ему странными. Придирчивая холодность Кейт почему-то была ближе. Ожидание провала, означавшее, что не стоит и пытаться. На улице шел легкий дождь. Оливия раскрыла зонт, взяла Эндрю под руку, и они пошли к станции. Он не привык ездить в Лондон по вечерам, и казалось странным идти навстречу потоку пассажиров, усталых и бледных, каким и он сам был долгие годы, пока Оливия его не спасла. Они вошли на станцию, купили билеты в автомате и стали ждать на платформе. Он пожалел, что не взял с собой ничего выпить, чтобы успокоить нервы. Может быть, баночку джина. Но у Оливии было странное отношение к выпивке, как и ко многим другим вещам. Они сидели друг напротив друга в безлюдном поезде, усыпанном бесплатными газетами. Он ехал на презентацию своей книги. Он столько мечтал об этом, представлял себе речь, врагов из прошлого, которых он хотел пригласить поприсутствовать при его триумфе. И вот этот день наступил. Сегодня. «Запомни этот день», говорил он себе. Скоро поток времени унесет его дальше, и от этого события, как и от всех остальных, останутся только воспоминания.
Оливия не переставала расспрашивать, кто еще будет на мероприятии.
– Кто-нибудь с работы?
– Э… Я их приглашал, но не уверен.
От своей старой юридической фирмы в Сити он получил несвязный ответ, словно они не поверили, что ему это удалось, или были удивлены тому, что кто-то предпочел писательский труд радостям контрактного права. Было бы мило увидеть там Мартина, злобного бывшего начальника, чтобы заставить его слушать, как чествуют Эндрю.
– Конечно же, моя группа по писательскому мастерству.