Это могли быть мы
Шрифт:
Но вой не утихал, и Эндрю осознал, чувствуя, как его захлестывает паника: он остался единственным дееспособным взрослым в доме, и все дети теперь зависят от него.
В конце концов он позвонил ее родителям, и они приехали на большом «бентли», нарушив рекомендацию не садиться за руль. Ее отец, седовласый мужчина лет семидесяти, говоривший с аристократическим акцентом, явно привык всегда поступать по-своему. Пока его жена, тоже седовласая и худая как спичка, хлопотала наверху, собирая вещи Делии, отец – Рональд – беседовал на кухне с Эндрю.
– Понимаете, она больна.
– Я знаю.
– Это можно контролировать. Приступов
– Да, – не было смысла говорить, что этот страх совершенно беспочвенный. – Мне… нужно сообщить ей на работу?
Там вообще знали о болезни? Кейт знала, но только потому, что ей сказала Оливия, когда в прошлый раз Адам ранил Делию.
– Тот парнишка, начальник, знает. Знает, что с ней.
Эндрю попытался вспомнить его имя. Ах да… Это же и прежний начальник Кейт, который ему никогда не нравился. Самоуверенный любитель пустить пыль в глаза, обожавший блеснуть знанием тонкостей вкуса малоизвестных марок виски.
– Дэвид?
– Да, он. Макгрегор, – губы Рональда вытянулись в ниточку. – Буду признателен, если вы ему сообщите. Дело может затянуться.
По лестнице, держа тихо плачущую Делию за руку, спустилась бабушка. Оливия уже сидела в машине, а он с ней даже не попрощался.
– Делия могла бы остаться, – с убитым видом произнес Эндрю, жалея, что не может извиниться перед ребенком, хотя и не знал, за что.
Отец Оливии смерил его холодным взглядом покрасневших глаз, и Эндрю захотелось оправдаться, сказать, что он никогда не притрагивался к Оливии, не просил ее переезжать сюда, вообще ни о чем не просил. Но все равно это была его вина, и он это понимал.
На следующее утро Эндрю, всю ночь не смыкавший глаз рядом с плачущей Кирсти, попытался искупать дочь, залив водой весь пол и свои джинсы, пока она плескалась и визжала, а Адам бесновался в коридоре, не зная, кто повезет его на футбол, если нет Оливии. И в этот момент в дверь позвонили. Вымокший до нитки, он, чертыхаясь, спустился вниз, держа в руках извивающуюся Кирсти, завернутую в полотенце.
– Господи… – пробормотала Сандра, разглядывая его и не переставая жевать жвачку. – Хорошо вчера погулял, Энди? Налакался до чертиков? – Она протянула руки к Кирсти. – Давайте ее сюда.
Он терпеть не мог, когда она называла его Энди.
– У нее сегодня сеанс терапии?
За расписанием следила Оливия.
– Боюсь, Оливия… ее нет дома…
Он понятия не имел, надолго ли и как он будет справляться без нее.
– …Поэтому не думаю, что мы сможем… боюсь, сегодня не лучший день.
Да и терапия, похоже, не давала никаких результатов, поскольку Кирсти по-прежнему не проявляла желания что-нибудь сообщить.
Сандра склонила голову набок, морщась от визга извивающейся в ее руках Кирсти и криков Адама в коридоре, и глянула за спину Эндрю на беспорядок, оставшийся после вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака, пятна каши на джемпере Эндрю и дыры на его носках.
– Ну и к черту занятие, Энди. Похоже, дела тут идут совсем дерьмово. Дай-ка я зайду и поставлю чай?
Кейт, наши дни
У парковочного места, где она оставила машину, красовалась маленькая белая табличка: «мисс Кейт Маккенна». Как же она гордилась в тот день, когда у нее появилось собственное место с именем. Именем, от которого она на время отказалась, позволяя называть себя «миссис Уотерс» или «мама Адама и Кирсти», но потом вернула себе. Едва Кейт открыла дверь машины, как
– Думал, ты не придешь.
Накануне она выскочила из студии в истерике, прочитав новость о том, что Конор купил права на книгу. Сегодня она тоже была едва ли в состоянии работать, но кроме карьеры у нее по сути ничего не оставалось, и она не могла себе позволить пропустить передачу.
– Прости. Возникла одна неотложная проблема… Семейная.
Он прекрасно знал о Трикси и ее проблемах, хотя в Америке коллеги не проявляли особого сочувствия, если возникали проблемы со здоровьем или родными, как и со всем прочим, отличавшим человека от робота.
– Не вопрос.
– Что у нас сегодня?
– Домохозяйка из прерий написала книгу о покорности… Новые тенденции в пчеловодстве… Повар учит готовить из подручных продуктов…
В общем, все как обычно. С этим она справится. Это был ее хлеб (причем собственной выпечки и бездрожжевой). То, что в ее жизни снова возник Эндрю и она мельком увидела его лицо на экране компьютера, ровно ничего не значило. Она по-прежнему оставалась успешной ведущей собственного раздела в ток-шоу, выходившем на всю страну. У нее был собственный гример. Она, несомненно, добилась своего. Этого у нее никому не отнять.
– Отлично. Тогда пойду делать лицо.
– Сегодня можно добавить побольше румянца, – дипломатично заметил Тристан.
Кейт покраснела от стыда. Видимо, она выглядела ужасно, миновав уже тот возраст, когда потрясение не оставляет следов на лице. К счастью, на студии работали лучшие гримеры Голливуда.
Через час она уже сидела в свете софитов в студии. Кейт была одной из трех ведущих дневного шоу, что-то вроде периодического интервьюера. Она понятия не имела, по какому принципу распределяются разделы в этом ток-шоу, но подозревала, что руководство надеется на какой-нибудь скандал, который мгновенно разлетится по сети. Ей предстояло беседовать с домохозяйкой, и она предполагала, что это было сделано намеренно. Ей часто выпадали более спорные темы: права женщин, здравоохранение, гендерные роли – в общем, такие, где ее либеральные убеждения могли привести к вспышке. Ей это нравилось – напоминало о том кратком периоде после смерти Эйми, когда ей казалось, что она может что-то изменить, стать серьезным журналистом, поднимающим серьезные проблемы. И Тристану было известно, что она раньше была замужем и что отказалась от традиционного брака с Конором, чтобы зарабатывать самостоятельно и сохранять независимость. Она не хотела больше возвращаться к тем первым дням, когда жила на птичьих правах в его доме, беспомощная и зависимая, и они оба всегда были вольны жить собственной жизнью. Даже если на практике это означало, что он решил снять фильм о ее семье, даже не посоветовавшись с ней.