Эволюция, Революция и идеалы Анархизма
Шрифт:
VII.
Мы познакомились во всхъ подробностяхъ съ функціями современнаго цивилизованнаго общества; намъ извстенъ также революціонный соціалистическій идеалъ. Мы констатировали равнымъ образомъ, что либеральныя попытки реформъ заране осуждены на безрезультатность, и что въ идейной борьб единственный предметъ, который насъ долженъ занимать, такъ какъ отъ него зависитъ сама жизнь — это то, что всякое отступленіе отъ принциповъ приводитъ неизбжно въ конц концовъ къ пораженію. Намъ остается показать, какое большое значеніе имютъ въ нашемъ столь удивительно сложномъ обществ различныя силы, приходящія въ столкновеніе; дло идетъ о томъ, чтобы такъ сказать исчислить силы армій, ведущихъ борьбу, описать занимаемыя ими стратегическія позиціи съ холоднымъ безпристрастіемъ военныхъ атакъ, подсчитать математически точно шансы на побду той и другой стороны. Однако великая битва идей, исходъ которой насъ такъ сильно занимаетъ, не будетъ развертываться передъ нами въ такомъ же порядк, какъ какое нибудь сраженіе, въ которомъ участвуютъ генералы, капитаны и солдаты, съ командой — «пли» въ начал и крикомъ отчаянія «спасайся кто можетъ» въ конц. Эта длинная непрерывная борьба, которая началась для первобытныхъ людей въ двственныхъ лсахъ милліоны лтъ тому назадъ и которая до сихъ поръ привела только къ частичнымъ успхамъ: она все же будетъ имть окончательное ршеніе — либо вслдствіе взаимнаго уничтоженія всхъ жизненныхъ
Современная соціологія показала съ полной ясностью существованіе двухъ обществъ, находящихся въ борьб другъ съ другомъ; они смшаны между собою, противорчія затемнены существованіемъ и тамъ и здсь элементовъ, которые желаютъ не желая и идутъ впередъ, чтобы сейчасъ же и отступить. Но если смотрть на вещи съ извстной высоты, оставляя въ сторон нершительныхъ и индифферентныхъ, двигаемыхъ судьбой, то станетъ ясно, что современное общество длится на два лагеря: въ одномъ находятся т, которые стремятся поддержать неравенство и бдность, то есть — повиновеніе и нищету для другихъ, наслажденіе и власть для себя самихъ; въ другомъ лагер находятся т, что ведутъ борьбу за общее благосостояніе и свободную иниціативу каждаго.
Сначала кажется, что силы обихъ враждующихъ сторонъ очень неравны: утверждаютъ, что консерваторы гораздо сильне. Защитники современнаго общественнаго строя владютъ безграничной собственностью, ихъ доходы исчисляются милліонами и милліардами, все могущество государства съ арміей чиновниковъ, солдатъ, полицейскихъ, судебныхъ властей, весь арсеналъ законовъ и приказовъ, такъ называемыя непогршимыя догмы церкви, инерція привычки, наслдственные инстинкты и пошлая рутина, которая почти всегда привязываетъ пресмыкающихся побжденныхъ къ ихъ гордымъ побдителямъ — все это на ихъ сторон. Что же могутъ противопоставить всмъ этимъ организованнымъ силамъ — анархисты, эти строители новаго общества? Повидимому — ничего. Безъ денегъ, безъ арміи — они несомннно оказались бы побжденными, если бы не являлись представителями идейной и нравственной эволюціи. Они сами по себ ничто, но за нихъ развитіе человческой иниціативы. Все прошлое лежитъ на ихъ плечахъ страшной тяжестью, но логика событій оправдываетъ ихъ и толкаетъ впередъ, не смотря на законы и полицейскихъ.
Попытки подавить революцію могутъ временно окончиться видимымъ успхомъ. Реакціонеры ликуютъ и поздравляютъ другъ друга. Но ихъ радость напрасна: отхлынувъ въ одномъ мст, революціонная волна поднимается въ другомъ. Посл того, какъ была раздавлена Парижская Коммуна, оффиціальный и придворный міръ Европы могъ думать, что соціализмъ — это революціонная стихія современнаго общества — умеръ и похороненъ навсегда. На глазахъ побдителей нмцевъ французская армія вообразила, что она можетъ себя реабилитировать подавленіемъ и разстрломъ парижанъ — всхъ недовольных и революціонеровъ. На своемъ политическомъ жаргон, консерваторы могли хвалиться тмъ, что они «пустили кровь бродягамъ». Тьеръ — этотъ несравненный типъ буржуа—выскочки, думалъ, что онъ окончательно уничтожилъ парижскихъ революціонеровъ и зарылъ ихъ на кладбищ Перъ-Лашезъ. Т же изъ оставшихся, которыхъ онъ считалъ наиболе зловредными представителями соціалистовъ, были сосланы въ заточеніе въ Новую-Каледонію, къ нашимъ антиподамъ. Вслдъ за Тьеромъ повторяли его слова вс его европейскіе друзья и со всхъ концовъ неслись псни Тріумвира. А что касается нмецкихъ соціалистовъ, разв они не были подъ надзоромъ того, кто былъ «могущественне самихъ государей» — одно движеніе бровей котораго приводило въ трепетъ Европу. А русскіе нигилисты? Кто были эти несчастные? Странныя чудовища, дикіе потомки гунновъ и башкировъ, въ которыхъ цивилизованные люди запада видли только зоологическихъ особей. Увы! безъ труда можно себ представить, какое мрачное молчаніе настало, когда въ Варшав и другихъ мстахъ былъ «водворенъ порядокъ». На другой день посл бойни, найдется немного людей, готовыхъ стать подъ пули. Когда одно слово, одинъ жестъ наказывается тюрьмой, очень рдко встрчаются люди, готовые подвергнуться опасности. Немногіе спокойно жертвуютъ собой за дло, торжество котораго еще не близко, или даже сомнительно: вс не могутъ обладать героизмомъ русскихъ нигилистовъ, составляющихъ прокламаціи въ лагер своихъ враговъ и расклеивающихъ ихъ на стнахъ, чуть ли не на глазахъ у часовыхъ. Нужно быть самому готовымъ на всякую жертву, чтобы имть право послать упрекъ тмъ, кто не сметъ объявить себя борцомъ за свободу, когда ихъ заработокъ, а слдовательно и жизнь дорогихъ ему существъ зависитъ отъ ихъ молчанія. Но если не вс угнетенные — герои, они не мене чувствуютъ страданія, они не мене желаютъ освободиться отъ гнета и настроеніе всхъ страдающихъ вмст съ ними и знающихъ причины страданій создастъ въ конц концовъ революціонную силу. Хотя въ какомъ-нибудь город вовсе не существовало бы ни одной группы, объявившей себя анархистами — вс рабочіе въ немъ все же анархисты въ большей или меньшей степени. Инстинктивно аплодируютъ они товарищу, который говоритъ имъ объ общественномъ стро, когда не будетъ хозяевъ и когда продуктъ труда будетъ принадлежать производителямъ. Этотъ инстинктъ содержитъ въ себ зародышъ будущей революціи, ибо съ каждымъ днемъ онъ становится опредленне и претворяется въ сознаніи. То, что рабочій смутно чувствовалъ еще вчера, сегодня онъ уже это знаетъ и каждый новый опытъ приноситъ ему новыя знанія. А крестьяне, которые не могутъ прокормиться продуктами своего клочка земли, и т еще боле многочисленные, которые не имютъ и куска глины — не начинаютъ ли они понимать, что земля должна принадлежать тмъ, кто ее обрабатываетъ? Они это всегда инстинктивно чувствовали; теперь они это знаютъ и скоро заговорятъ опредленнымъ языкомъ борьбы.
Радость, вызванная кажущимся исчезновеніемъ соціализма, длилась не долго. Дурные сны мучили палачей, имъ казалось, что жертвы ихъ несовсмъ умерли. Найдется ли теперь хоть одинъ слпецъ, который сомнвался бы въ ихъ воскресеніи? И разв не т же самые продажные писаки, которые повторяли вслдъ за Гамбетой: «соціальнаго вопроса боле не существуетъ», схватываютъ на лету слова императора Вильгельма, чтобы кричать вслдъ за нимъ: «на насъ наступаетъ соціальный вопросъ, онъ держитъ насъ въ осад»!, чтобы требовать противъ всхъ нарушителей порядка исключительныхъ законовъ и неумолимыхъ репрессій? Но какъ бы ни быль жестокъ законъ, который они могутъ издать, онъ не въ силахъ подавить пришедшую въ броженіе мысль. Если бы какому-нибудь титану Энселаду удалось бросить въ кратеръ скалу и остановить изверженіе, то кратеръ образуется въ другомъ мст вулкана, и черезъ новое отверстіе потекутъ новые потоки лавы. Такъ, посл взрыва французской революціи, Наполеонъ мнилъ себя такимъ титаномъ, который закупоритъ кратеръ революціи; толпа льстецовъ и невждъ думала такъ вмст съ Наполеономъ. Однако т солдаты, которыхъ онъ водилъ по всей Европ, служили длу распространенія новыхъ идей и привычекъ, завершая этимъ свое дло разрушенія: такъ будущій декабристъ или нигилистъ бралъ первые уроки возстанія у одного изъ военноплнныхъ, спасшихся при переправ черезъ Березину. Точно также временное завоеваніе Испаніи Наполеоновской арміей разорвало цпи, которыя приковывали Новый Свтъ къ стран Инквизиціи, и освободило огромныя провинціи Америки отъ невыносимаго
Вншняя форма общества измняется въ соотвтствіи съ внутреннимъ давленіемъ: нтъ историческаго факта, который былъ бы установленъ съ такой несомннностью. Сокъ питаетъ дерево и создаетъ листья и цвты; кровь создаетъ человка, идеи создаютъ общество. И нтъ ни одного консерватора, который не жаловался бы на то, что идеи, нравы, все, что составляетъ внутреннюю жизнь человечества, изменились къ худшему въ сравненіи съ «добрымъ старымъ временемъ». Конечно, также перемнятся и соотвтствующія имъ соціальныя формы. Революція приближается по мр углубленія этой внутренной работы, происходящей въ умахъ.
Однако не слдуетъ пребывать въ мирномъ бездйствіи, ожидая благопріятныхъ перемнъ отъ времени и обстоятельствъ. Восточный фатализмъ здсь неумстенъ, такъ какъ наши противники работаютъ не покладая рукъ, и, сверхъ того, имъ часто помогаютъ реакціонныя теченія. Нкоторые изъ нихъ, будучи одарены большой силой воли, пользуются всми находящимися въ ихъ рукахъ средствами борьбы и обладая необходимымъ присутствіемъ духа, чтобы вести атаку, не теряются въ затруднительныхъ случаяхъ и при пораженіяхъ. «Умирающее общество»! сардонически говорилъ одинъ фабрикантъ по поводу книги нашего товарища анархиста Жана Грава. «Умирающее общество! оно еще живо, чтобы поглотить васъ всхъ»! А когда республиканцы и свободомыслящіе толковали объ изгнаніи іезуитовъ, этихъ вчныхъ вдохновителей католической церкви: «право», вскричалъ одинъ изъ этихъ священниковъ «нашъ вкъ удивительно деликатенъ. Не воображаютъ ли, что пепелъ костровъ совершенно остылъ, и въ немъ не найдется не единой искры зажечь факелъ? Глупцы! называя насъ іезуитами, они полагаютъ, что поносятъ насъ этимъ именемъ, но эти іезуиты готовятъ имъ цензуру, замки и костры»! Если бы вс враги свободной мысли и личной иниціативы обладали такой сильной логикой, такой энергіей и послдовательностью, они, быть можетъ, и побдили бы насъ при помощи всхъ средствъ репрессіи и произвола, которыми обладаютъ современныя правительства: но соціальныя группы, въ своемъ эволюціонномъ прогресс непрестаннаго «становленія», никогда не бываютъ и не могутъ быть строго послдовательными, такъ какъ интересы и влеченія людей всегда различны; кто, въ самомъ дл, не стоитъ одной ногой на непріятельской почв? «Всякій чмъ нибудь намъ союзникъ», по справедливому изрченію одного политика нтъ ни одного учрежденія, которое было бы вполн опредленно и открыто самовластнымъ; нтъ владыки, который согласно совту Іосифа де-Местра, постоянно опирался бы на плечо палача. Вопреки императорскимъ обращеніямъ, вопреки хвастливымъ цитатамъ въ альбомахъ принцессъ и высокомрньмъ заявленіямъ на пирушкахъ, власть въ наше время уже не осмливается быть совершенно абсолютной, или становится таковой только по капризу, по отношенію, напримръ, къ заключеннымъ, несчастнымъ плнникамъ, или безправнымъ и лишеннымъ поддержки личностямъ. Всякій властелинъ окруженъ своей камарильей, не считая министровъ, посланниковъ, государственныхъ совтниковъ, изъ которыхъ всякій облеченъ своего рода вице-королевской властью. Кром того онъ связанъ въ проявленіи своей воли старинными обычаями, осторожностью, протоколами, условными приличіями, занимаемымъ положеніемъ — этикетомъ, представляющимъ цлую науку со множествомъ трудно разршимыхъ задачъ: самый необузданный изъ нихъ «Людовикъ XIV», связанъ тысячью путъ, изъ которыхъ ему никогда не освободиться. Вс эти условности этикета, держа тщеславнаго властелина въ своихъ тискахъ, какъ бы даютъ ему предчувствовать паденіе и постоянно же уменьшаютъ его реакціонную силу.
Люди, отмченные печатью смерти, не ожидаютъ, когда ихъ убьютъ: они лишаютъ себя жизни сами, они или стрляются, вшаются, или же ими овладваетъ меланхолія, тоска, пессимизмъ, словомъ одна изъ тхъ душевныхъ болзней, которыя предвщаютъ и ускоряюсь конецъ. У привиллегированнаго наслдника истощенной выродившейся расы пессимизмъ не есть только вншняя манера или маска, а настоящая болзнь. Не познавъ еще жизни, несчастный юноша уже не находитъ въ ней ничего привлекательнаго, живетъ, протестуя противъ нея, и это почти насильственное существованіе равносильно преждевременной смерти. Въ такомъ положеніи человкъ заране осужденъ на вс душевныя болзни, сумасшествіе, преждевременную старость, бшенство или декадентство. Жалуются на прогрессивное уменьшеніе дтей въ семьяхъ; но въ чемъ причина произвольнаго или непроизвольнаго безплодія, если не въ упадк жизненной энергіи и жизнерадости? Въ рабочихъ семьяхъ, гд не мало причинъ къ огорченію, нтъ однако времени предаваться тоск и пессимизму. Нужно жить, итти впередъ, бороться и развиваться во что бы то ни стало и возобновлять свои силы ежедневнымъ трудомъ. Только благодаря росту этихъ трудящихся семей держится общество; изъ ихъ среды постоянно появляются передовые люди, и благодаря ихъ смлой иниціатив общество не застываетъ въ рутин и только благодаря этому постоянному регрессу и вымиранію пресыщенныхъ благами жизни представителей привиллегированныхъ классовъ, новое общество обязано своимъ существованіемъ.
Другую гарантію прогресса революціонной мысли намъ даетъ непримиримость властей, въ которой сохранились пережитки прошлаго. Оффиціальный жаргонъ нашихъ политическихъ обществъ, представляющій путаницу всхъ понятій, настолько нелогиченъ, и противорчивъ, что часто въ одной и той же форм говорится о «неотъемлемыхъ правахъ общества» и о «священныхъ правахъ сильнаго государства»; точно также въ законныхъ функціяхъ административнаго организма участвуютъ мэры и синдики, которые, будучи представителями свободнаго народа передъ его правительствомъ, являются вмст съ тмъ и исполнителями приказаній того же правительства, обращенныхъ къ подчиненному ему народонаселенію. Здсь нтъ ни единства, ни смысла: это какой то сплошной хаосъ перекрещивающихся понятій, законовъ, нравовъ сотенъ народовъ и десятковъ тысячелтій, подобно тому, какъ на берегу моря перемшаны камни, скатившіеся съ горъ, принесенные теченіями ркъ и выброшенные волнами. Съ точки зрнія логики современное государство представляетъ картину такой путаницы, что даже самые заинтересованные защитники отказываются его оправдывать.
Такъ какъ защита интересовъ собственниковъ и «правъ капитала» является главнйшей функціей современнаго государства, то необходимо поэтому, чтобы защищающій такой порядокъ экономистъ имлъ въ своемъ распоряженіи или неопровержимые аргументы, или какую нибудь ослпляющую разумъ ложь, которые бдный труженикъ, желающій врить въ общее счастье, считалъ бы неоспоримыми. Но увы! Вс эти прекрасныя теоріи, изобртенныя нкогда для глупаго народа, не пользуются больше кредитомъ; теперь уже никто не станетъ защищать устарвшее положеніе, что «благосостояніе и собственность являются наградой за труды». И, утверждая, что основаніемъ благосостоянія является трудъ, сами экономисты понимаютъ, что это ложь. Какъ и анархисты, они знаютъ, что богатство создается не личнымъ трудомъ, а благодаря труду другихъ; они знаютъ, что биржевые крахи и спекуляціи, благодаря которымъ пріобртаются громадныя состоянія, совершенно справедливо могутъ быть уподоблены грабежамъ и конечно, они не осмлятся утверждать, что человкъ, могущій тратить по милліону въ недлю, т. е. сумму, на которую могло бы существовать сто тысячъ человкъ, отличается отъ другихъ людей умомъ и другими душевными качествами, превышающими въ сто тысячъ разъ умъ и способности средняго человка. Было бы безполезно заниматься разборомъ всхъ этихъ лицемрныхъ аргументовъ, на которые опираются защитники соціальнаго неравенства.