Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1
Шрифт:
развития, при котором могли бы сочетаться понятия обо мне с представлениями о
поджоге Толкучего рынка. Увидев, что умственное расстройство бедного
больного имеет характер, при котором медики воспрещают всякий спор с
несчастным, предписывают говорить все необходимое для его успокоения, я
отвечал: "Хорошо, Федор Михайлович, я исполню ваше желание". Он схватил
меня за руку, тискал ее, насколько доставало у него силы, произнося
задыхающимся от радостного волнения голосом восторженные
личной его благодарности мне за то, что по уважению к нему избавляю Петербург
от судьбы быть сожженным, на которую был обречен этот город. Заметив через
несколько минут, что порыв чувства уже утомляет его нервы и делает их
способными успокоиться, я спросил моего гостя о первом попавшемся мне на
мысль постороннем его болезненному увлечению и с тем вместе интересном для
него деле, как велят поступать в подобных случаях медики. Я спросил его, в
каком положении находятся денежные обстоятельства издаваемого им журнала, 212
покрываются ли расходы, возникает ли возможность начать уплату долгов, которыми журнал обременил брата его, Михаила Михайловича, можно ли ему и
Михаилу Михайловичу надеяться, что журнал будет кормить их. Он стал отвечать
на данную ему тему, забыв прежнюю; я дал ему говорить о делах его журнала
сколько угодно. Он рассказывал очень долго, вероятно часа два. Я мало слушал, но делал вид, что слушаю. Устав говорить, он вспомнил, что сидит у меня много
времени, вынул часы, сказал, что и сам запоздал к чтению корректур, и, вероятно, задержал меня, встал, простился. Я пошел проводить его до двери, отвечая, что
меня он не задержал, что, правда, я всегда занят делом, но и всегда имею свободу
отложить дело и на час и на два. С этими словами я раскланялся с ним,
уходившим в дверь.
Через неделю или полторы зашел ко мне незнакомый человек скромного и
почтенного вида. Отрекомендовавшись и, по моему приглашению, усевшись, он
сказал, что думает издать книгу для чтения малообразованным, но
любознательным людям, не имеющим много денег; это будет нечто вроде
хрестоматии для взрослых; вынул два или три листа и попросил меня прочесть их.
Это было оглавление его предполагаемой книги. Взглянув на три, четыре строки
первой, потом четвертой или пятой страниц, я сказал ему, что читать бесполезно: по строкам, попавшимся мне на глаза, достаточно ясно, что подбор сделан
человеком, хорошо понявшим, каков должен быть состав хрестоматии для
взрослых, прекрасно знающим нашу беллетристику и популярную научную
литературу, что никаких поправок или пополнений не нужно ему слышать от
меня. Он сказал на это, что в таком случае есть у него другая просьба: он человек, чуждый литературному миру, незнакомый ни с одним литератором; он просит
меня, если это не представляет мне особого труда,
выбранных им для его книги отрывков дозволения воспользоваться ими. Цена
книги была назначена очень дешевая, только покрывающая издержки издания при
распродаже всех экземпляров. Потому я сказал моему гостю, что ручаюсь ему за
согласие почти всех литераторов, отрывки из которых он берет, и при случае
скажу тем, с кем видаюсь, что дал от их имени согласие, а с теми, о ком не знаю
вперед, одобрят ли они согласие, данное за них, я безотлагательно поговорю и
прошу его пожаловать ко мне за их ответом дня через два. Сказав это, я
просмотрел имена авторов в оглавлении, нашел в них только одного такого, в
согласии которого не мог быть уверен без разговора с ним; это был Ф. М.
Достоевский. Я выписал из оглавления книги, какие отрывки его рассказов
предполагается взять, и на следующее утро отправился к нему с этой запиской, рассказал ему, в чем дело, попросил его согласия. Он охотно дал. Просидев у
него, сколько требовала учтивость, вероятно больше пяти минут и, наверное, меньше четверти часа, я простился. Разговор в эти минуты, по получении его
согласия, был ничтожный; кажется, он хвалил своего брата Михаила
Михайловича и своего сотрудника г. Страхова; наверное, он говорил что-то в
этом роде; я слушал, не противоречил, не выражал одобрения. Дав хозяину
кончить начатую тему разговора, я пожелал его журналу успеха, простился и
ушел.
Это были два единственные случая, когда я виделся с Ф. М. Достоевским.
213
П. М. КОВАЛЕВСКИЙ
Павел Михайлович Ковалевский (1823-1907) - поэт, беллетрист и
художественный критик, племянник путешественника и писателя Егора
Петровича Ковалевского, горный инженер по образованию.
С 1853 до 1858 года, живя в Швейцарии и Италии, писал статьи,
опубликованные частью в "Отечественных записках" в 1857 и 1858 годах под
общим названием "Картины Италии и Швейцарии", а частью с половины 1859
года - в "Современнике", под общим заглавием "Путевые впечатления
ипохондрика". В 1864 году эти статьи были собраны автором в одну книгу и
изданы под заглавием "Этюды путешественника: Италия, Швейцария.
Путешественники и путешествие" (СПб. 1864). Книга была встречена весьма
сочувственно как публикой, так и критикой.
По возвращении в 1859 году в Петербург Ковалевский помещал переводы
и оригинальные стихотворения в "Современнике", "Отечественных записках",
"Вестнике Европы". В N 2 "Современника" за 1861 год был напечатан его рассказ
"Уголок Италии", а в N 11 и 12 за 1864 год - повесть "Непрактические люди"; в