Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Губерман Игорь Миронович

* * *

Увы, но с головами и двуногие случались у меня среди знакомых, что шли скорей по части биологии и даже по отделу насекомых.

* * *

Не верю я, хоть удави, когда в соплях от сантиментов поет мне песни о любви хор безголосых импотентов.

* * *

Нелепы зависть, грусть и ревность, и для обиды нет резона, я устарел, как злободневность позавчерашнего

сезона.

* * *

Весь день я по жизни хромаю, взбивая пространство густое, а к ночи легко понимаю коней, засыпающих стоя.

* * *

Чтоб делался покой для духа тесен, чтоб дух себя без устали искал, в уюте и комфорте, словно плесень, заводится смертельная тоска.

* * *

Когда струились по планете потоки света и тепла, всегда и всюду вслед за этим обильно кровь потом текла.

* * *

Есть в идиоте дух отваги, присущей именно ему, способна глупость на зигзаги, непостижимые уму.

* * *

От уксуса потерь и поражений мы делаемся глубже и богаче, полезнее утрат и унижений одни только успехи и удачи.

* * *

Тоскливей ничего на свете нету, чем вечером, дыша холодной тьмой, тоскливо закуривши сигарету, подумать, что не хочется домой.

* * *

С утра душа еще намерена исполнить все, что ей назначено, с утра не все еще потеряно, с утра не все еще растрачено.

* * *

Довольно тускло мы живем, коль ищем радости в метании от одиночества вдвоем до одиночества в компании.

* * *

Мои друзья темнеют лицами, томясь тоской, что стали жиже апломбы, гоноры, амбиции, гордыни, спеси и престижи.

* * *

В кипящих политических страстях мне видится модель везде одна: столкнулись на огромных скоростях и лопнули вразлет мешки гавна.

* * *

Не все заведомо назначено, не все расчерчены пути, на ткань судьбы любая всячина внезапно может подойти.

* * *

Душа не плоть, и ей, наверно, покой хозяина опасен: благополучие двухмерно, и плоский дух его колбасен.

* * *

От меня понапрасну взаимности жаждут девственно чистые души, слишком часто из нежной невинности проступают

ослиные уши.

* * *

Наш век нам подарил благую весть, насыщенную горечью глобальной: есть глупость незаразная, а есть — опасная инфекцией повальной.

* * *

Я уважаю в корифеях обильных знаний цвет и плод, но в этих жизненных трофеях всегда есть плесени налет.

* * *

Еще Гераклит однажды заметил давным-давно, что глуп, кто вступает дважды в одно и то же гавно.

* * *

Забавно, что, живя в благополучии, судьбы своей усердные старатели, мы жизнь свою значительно улучшили, а смысл ее — значительно утратили.

* * *

А странно мы устроены: пласты великих нам доставшихся наследий листаются спокойно, как листы альбома фотографий у соседей.

* * *

Во мне есть жалость к индивидам, чья жизнь отнюдь не тяжела: Господь им честно душу выдал, но в них она не ожила.

* * *

Везде в эмиграции та же картина, с какой и в России был тесно знаком: болван идиотом ругает кретина, который его обозвал дураком.

* * *

Мы так часто себя предавали, накопляя душевную муть, что теперь и на воле едва ли мы решимся в себя заглянуть.

* * *

На крохотной точке пространства в дымящемся жерле вулкана амбиции наши и чванство смешны, как усы таракана.

* * *

Учти, когда душа в тисках липучей пакости мирской, что впереди еще тоска о днях, отравленных тоской.

* * *

По чувству легкой странной боли, по пустоте неясной личной внезапный выход из неволи похож на смерть жены привычной.

* * *

Мы ищем истину в вине, а не скребем перстом в затылке, и если нет ее на дне — она уже в другой бутылке.

* * *

Жить, не зная гнета и нажима, жить без ощущенья почвы зыбкой — в наше время столь же достижимо, как совокупленье птички с рыбкой.

* * *

Давно среди людей томясь и нежась, я чувствую, едва соприкоснусь: есть люди, источающие свежесть, а есть — распространяющие гнусь.