Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Губерман Игорь Миронович

* * *

Не надо ждать ни правды, ни морали от лысых и седых историй пьяных, какие незабудки мы срывали на тех незабываемых полянах.

* * *

Осенние пятна на солнечном диске, осенняя глушь разговора, и листья летят, как от Бога записки про то, что увидимся скоро.

* * *

Приближается время прощания, перехода обратно в потемки и

пустого, как тень, обещания, что тебя не забудут потомки.

* * *

Чую вдруг душой оцепеневшей скорость сокращающихся дней; чем осталось будущего меньше, тем оно тревожит нас больней.

* * *

Я изменяюсь незаметно и не грущу, что невозвратно, я раньше дам любил конкретно, теперь я их люблю абстрактно.

* * *

Загрустили друзья, заскучали, сонно плещутся вялые флаги, ибо в мудрости много печали, а они поумнели, бедняги.

* * *

Не знаю, каков наш удел впереди, но здесь наша участь видна: мы с жизнью выходим один на один, и нас побеждает она.

* * *

Все-все-все, что здоровью противно, делал я под небесным покровом; но теперь я лечусь так активно, что умру совершенно здоровым.

* * *

Опять с утра я глажу взглядом все, что знакомо и любимо, а смерть повсюду ходит рядом и каждый день проходит мимо.

* * *

Я рос когда-то вверх, судьбу моля, чтоб вырасти сильнее и прямей, теперь меня зовет к себе земля, и горблюсь я, прислушиваясь к ней.

* * *

Умирать без обиды и жалости, в никуда обретая билет, надо с чувством приятной усталости от не зря испарившихся лет.

* * *

Бесполезны уловки учености, и не стоит кишеть, мельтеша: предназначенный круг обреченности завершит и погаснет душа.

* * *

Наш путь извилист, но не вечен, в конце у всех — один вокзал; иных уж нет, а тех долечим, как доктор доктору сказал.

* * *

За вторником является среда, субботу вытесняет воскресенье; от боли, что уходим навсегда, придумано небесное спасенье.

* * *

Нет, нет, на неизбежность умереть не сетую, не жалуюсь, не злюсь, но понял, начиная третью треть, что я четвертой четверти боюсь.

* * *

Так

было раньше, будет впредь, и лучшего не жди, дано родиться, умереть и выпить посреди.

* * *

Лишь только начавши стареть, вступая в сумерки густые, мы научаемся смотреть и видеть истины простые.

* * *

Я жил распахнуто и бурно, и пусть Господь меня осудит, но на плите могильной урна — пускай бутыль по форме будет.

Смеяться вовсе не грешно над тем,

что вовсе не смешно

Навряд ли Бог был вечно. Он возник в какой-то первобытно древний век и создал человека в тот же миг, как Бога себе создал человек.

* * *

Бог в игре с людьми так несерьезен, а порой и на руку нечист, что похоже — не религиозен, а возможно — даже атеист.

* * *

Напрасно совесть тягомотная в душе моей свербит на дне: я человек — ничто животное не чуждо мне.

* * *

Где-то там, за пределом познания, где загадка, туманность и тайна, некто скрытый готовит заранее все, что позже случится случайно.

* * *

Бог умолчал о том немногом, когда дарил нам наши свойства, что были избраны мы Богом, чтоб сеять смуты и расстройства.

* * *

Зря, чужим гореньем освещаясь, тот еврей молитвы завывает, ибо очень видно, с ним общаясь: пусто место свято не бывает.

* * *

Как новое звучанье гаммы нотной, открылось мне, короткий вызвав шок, что даже у духовности бесплотной возможен омерзительный душок.

* * *

Здесь, как везде, и тьма, и свет, и жизни дивная игра, и как везде — спасенья нет от ярых рыцарей добра.

* * *

Без веры жизнь моя убога, но я найду ее не скоро, в еврейском Боге слишком много от пожилого прокурора.

* * *

Зачем евреи всех времен так Бога славят врозь и вместе? Бог не настолько неумен, чтобы нуждаться в нашей лести.

* * *

Застав Адама с Евой за объятием, Господь весьма расстроен ими был и труд назначил карой и проклятием, а после об амнистии забыл.